Глава 12.

Сон Хён проснулся от щекотки. Она ещё не была ему настолько знакома, чтобы с ходу определить, кто и что с ним делает, но было очень приятно. Мужчина вдруг увидел яркие сны, те самые, которые снятся перед неизбежным пробуждением, и застонал от удовольствия. Однако назойливые поцелуи не останавливались, вытягивая мужчину из зыбкого тумана сладких грёз. С трудом открыв глаза, Хён увидел, как Кан по очереди целует его и Дон Гу, который точно так же защищался и морщился от проявлений любви дяди и не хотел просыпаться.

– Ты его разбудишь, – Пак отодвинул нависшего над ними любвеобильного мужчину. – Ты спал? Уже утро, – оглядываясь по сторонам, детектив возвращал себе ясность ума. – Где отец?

– Он спит, а у меня сна ни в одном глазу.

– Сколько времени?

– Пять утра.

– Сколько? Зачем меня разбудил?

– К тебе хочу,– Дон Хо уткнулся лбом в грудь любимого. Тот поднял над собой его голову, прищурился, словно настраивая чёткость зрения, и внимательно оценил внешность любовника, как машину на наличие повреждений.

– Так, ты живой и целый. Отец, похоже, форму потерял, – Хён разочарованно закрыл глаза и снова упал на подушку, прижимаясь к Дон Гу.

– Пойдём.

– Куда?

– Ну пойдём, – уговаривал Дон Хо, вытягивая Сон Хёна за ноги с постели.

– Никуда я не пойду, – дрыгался полицейский. – С тобой наедине оставаться опасно, – ближе прижимаясь к ребёнку, Пак прятался за детским плечом.

– Я ничего тебе не сделаю.

– Ха–ха, – шёпотом высмеивал Хён двуликого Дракона, – кто тебе поверит после вчерашнего? Руки убери. И вообще, ты наказан.

– Тем более пошли.

– Ты за выходные решил пройтись по всем библейским катастрофам? Отстань, иди, спать ложись. Тебе мать в гостиной постелила.

– Хён… Ну, Хён… Я люблю тебя.

– Знаю.

– Пойдём, я тебе кое–что покажу, – игриво заговорил Кан, и Пак чуть не разразился приступом смеха.

Придётся вставать и снова идти вслед за этим ненормальным, который не принимает слова «нет». Для Дон Хо не существует нерешаемых задач, а его эгоистичная воля видится ему всеобщим благом, поэтому Кан с чистой совестью освобождает себя от стеснения и чувства вины.

– Ладно. Ты бы хоть Дон Гу пожалел, – ворчал детектив больше по привычке.

Как мелкие воришки, мужчины крались в потёмках по дому, опасаясь кого–нибудь разбудить.

Дон Хо нравились безрассудные ситуации. Пак не раз оказывался свидетелем, как разгоряченный азартом Дракон любил пощекотать себе нервы.

– Я здесь нашёл одно место.

Кан целенаправленно вёл детектива за собой в какие–то заросли в конце участка. Деревья уже были лысыми, поэтому обветшалая конструкция хорошо виднелась в паутине мелких веток.

– Это старый сарай, — разочарованно просветил Пак.

– Разве? Тут чистенько.

Мужчины прошли внутрь и осмотрелись. Обшитые фанерой стены, вдоль которых стояли деревянные ящики, полные каких–то корнеплодов. По углам утрамбован вверх до потолка хлам – старая сломанная мебель. Видимо, старикам было жаль её выкинуть, и спалить руки не поднимаются, вдруг в хозяйстве пригодится. Это место больше было похоже на омшаник или хранилище для овощей и фруктов с огорода. Устойчивый запах мокрой земли намекал, что это сооружение не для светских посиделок.

– Даже не уговаривай, – предугадывая очевидные мысли Дон Хо, Пак отражал наглый взгляд любовника.

– Я даже ни о чём таком не думал.

– Ну да, заливай давай.

– Я подумал, а что если сделать из этого сарая домик? Никто не будет против?

– Какой домик? – Хён удивился. – Ты ещё пьян, что ли?

– Для Дон Гу. А ты что подумал? Детектив Пак, вы такой развратник, – хитрец пристыдил любовника и, оценив его настроение, решил пойти к своей цели длинной дорожкой.

– Ты меня позвал строить хижину для Дон Гу?

– Почему нет? Я за домом нашёл старые доски, они ещё ничего. Здесь зашить, тут постелить пол, чтобы по холодной земле не бегал, а остальное мать даст: всякие там шторки и прочую фигню. Отличное место для кровати, – Дон Хо опустил на ножки старую кровать, которая стояла вертикально прислоненная к стене, и задвинул её в свободный угол. Хлопнув ладонями по матрасу, он довольный плюхнулся на неё и с хрустом окончательно ломающихся реек провалился.

– Хм, – осматривая сломанную мебель, Дон Хо оценивал разрушения.

– Зачем здесь ребёнку кровать? Осенью, – с подозрением спросил Сон Хён.

– Так мы же утеплим.

– Дон Хо. Ты кому домик собираешься строить?

– Дон Гу.

– Ты меня за идиота принимаешь? – Пак отвесил затрещину засуетившемуся мужчине. Тот, по всей видимости, хотел заинтересовать, заманить мышку в мышеловку, но родительское имущество его коварно подвело.

– Я обещал отцу, что на его территории ни–ни, – с честными, даже наивно–кристальными глазами врал мафиози.

– И он тебе поверил?! Как он вообще не выгнал нас ночью?

Дон Хо бросил чинить вредную кровать и, как вихрь, налетел на Сон Хёна, прижимая того к стене. Словесная атака хорошо работает совместно с физической.

– С одним условием.

– С каким? – опасливо протянул Пак.

– Если всё будет по закону.

– По какому закону? – Хён напрягся.

– Ну, мы должны пожениться.

– Это шутка? Я тебе не верю.

– Спроси его сам.

– Так я и повёлся, – истерично засмеялся полицейский. – Ты знаешь, что я даже под дулом пистолета не осмелюсь у него такое спросить.

– «Всё должно быть по уму, совести и закону», – меняя голос, отчеканил Кан. – Так он сказал.

– Нет.

– Ты мне отказываешь?

– А ты делаешь мне предложение? – как на допросе спросил детектив.

– Допустим.

– В сарае?

– Ты хотел бы устроить романтическое свидание?

– Нет, – Пак брезгливо отшатнулся, но крепкие руки устойчиво его держали.

– Я тоже так подумал. И решил, что сделать предложение здесь – будет самым запоминающимся событием, – смеялся над ним Дракон.

– Подожди, я запутался. Ты меня сюда приволок, чтобы сделать предложение?

– И это тоже. Заодно.

– Заодно? – закипал консервативный полицейский.

– Прости, я не думал, что для тебя подобные мероприятия что–то значат. Я думал, распишемся, отцу покажем и всё.

– Что произошло в эту ночь? Да отцепись ты, – Хён оттолкнул приставучего любовника.

– Ничего. Мы поговорили. Он сказал, что я должен взять ответственность и только тогда он нас примет, как пару.

– Не верю! Какая–то херня. Отец не мог такое сказать.

– Почему?

– Потому что это – чушь полная.

– Ты почему нервничаешь?

– Не знаю, а не должен?

– Говорят, перед свадьбой все нервничают.

– Заткнись. Я не собираюсь на тебе жениться. Замуж выходить. Фу, блядь!

Пак поддался эмоциям, и логика вмиг покинула уставший ум мужчины средних лет. Он не находил себе места.

– Мы тут отца пытаемся умаслить, а ты первый, кто гнушается нашими отношениями, – вносил ясность Кан.

– Дон Хо, – Хён выставил перед его лицом указательный палец. – Ты несёшься, как бешенный. Нельзя так. Притормози. Я, конечно, понимаю, что у тебя опыт в этих делах огого, – мужчина закатил глаза, мысленно раздувая познания Дон Хо в нетрадиционных отношениях. – И ты себя свободно чувствуешь в этой роли. Но не я! И уж точно не моя семья. Не гони. Какая свадьба? – Хён скривился. – Мне плевать, кто её там хочет. Если отцу надо, пусть сам за тебя и выходит.

Кан лукаво улыбнулся, точно демон.

– Что?

– Я так и думал.

– Ты меня разводишь, да? – остывая, детектив снова почувствовал себя идиотом.

– Прости, – тихонько, по–доброму засмеялся Дон Хо и, махнув рукой, сел на сломанную кровать.

– Отец ничего такого не говорил, я прав?

– Кто знает. Спроси у него сам. Но в вас, детектив Пак, я был уверен, – глядя снизу вверх юлил мафиози. – Я пока не спал, много думал, – он вдруг заговорил серьёзно. – Вчера, ты… Я даже не ожидал, что ты осмелишься признаться.

– Ты не оставил мне выбора.

– Да я вообще не собирался ничего говорить!

– Вот не надо заливать.

– Серьёзно. Думал, расскажу о своих чувствах, а что почём – не буду. А ты взял и всё вывалил. Я охренел!

– Не хочу это слушать, варежку захлопни и подвинься, – Пак сел рядом и ударил любовника в плечо. Матрас под ними прогнулся до самого пола.

– Ты мне не веришь? Я ведь слово дал, что буду держать рот на замке.

– Дон Хо, какой ты скользкий тип. Ты в ад попадёшь за своё враньё.

– Теперь всё позади. Хён, мы дома и о нас всё знают, – наигранно усердно радовался Дракон, и Пак услышал лживую нотку в его голосе. – Мне плакать хочется от счастья. Почему так хорошо и хреново одновременно? Мне стыдно быть счастливым. Как будто я не заслуживаю счастья.

– Ты чё городишь? – возмутился мужчина.

– Стоит мне подумать о брате… Разве это правильно, что мне хорошо? – в Пака впился вопрошающий взгляд. Он уговаривал освободить Дон Хо от сомнений и беспочвенного стыда, проявившегося на свету его искажённой реальности. Как бродячий пёс, Кан скулил, умоляя снять с его шеи удавку зова крови и отпустить на волю.

– Прошло слишком мало времени. Ты и так дурной, а горе заставляет тебя быть ещё безумнее, – детектив быстро нашёлся, что ответить. – Такой ты.

– И ты всё равно будешь меня любить?

– Теперь уже придётся. Если родители узнали, считай всё, мы повязаны до конца дней, – пытался шутить Сон Хён.

– Я рад, что они знают.

– Мать знала, – Пак задумчиво полировал деревянный пол носком ботинка.

– Так я и думал.

Хён вопросительно посмотрел на любовника.

– Она нам постелила рядом в первую же ночь, – пояснял Дракон. – Хотя я мог спокойно лечь в детской. Или ты. Потом глянул в ту комнату, не так уж сильно она была захламлена.

– Почему мне не сказал?

– Что, если бы я ошибся?

– Так что отец? – настаивал Пак.

– Не могу сказать, это должно остаться между мужчинами. Понимаешь? – Кан обхватил любимого и прижался к нему всем телом.

– Нет. Ты на что намекаешь?

– Всем же очевидно, кто из нас кто.

– Ты меня на понт что ли берешь?

– А если так? Поддашься? – и снова эта плотоядная улыбка.

– Всё–таки ты меня за этим вытащил.

– Не делай вид, что не понимал, – рука Кана быстро оказалась в штанах детектива, и пока тот соображал, как избавиться от надоедливого языка любовника, наглая пятерня  ухватила его член.

– Дон Хо.

– М–м?

– Ты самый эгоистичный… – Пак не успел договорить, на его плечо снова легла тяжёлая голова. Настолько тяжёлая, что детективу пришлось сделать усилие, чтобы выпрямиться.

– Я спать не могу, – первая честная фраза за это утро упала с тяжелым дыханием.

Всё ложь. Все улыбки Дон Хо, его радость – всё враньё. За пустословием и умело созданными провокационными стычками внутри семьи он пытается спрятаться, запутаться в них и забыться. Но дотошный ум не даёт ему сбежать, сознание тащит на дно, не позволяя мужчине даже отвлечься на другую, на свою реальную жизнь, на ту, которая идёт параллельно его личному горю.

Надежда Пака тоже погасла, как огонь в керосиновой лампе под утро в его школьные годы. Тогда часто приходилось сидеть без света тёмными ночами за учебниками в целях экономии электричества. Но полицейский, как тогда, так и сейчас не собирался быстро сдаваться.

Пак замолчал. Он тут же сопоставил жалобу любовника с тем, в чём тот только что признался. С момента, как отец ушёл в дом, Дон Хо обошёл округу, нашёл сарай, отыскал доски, решил построить Дон Гу халабуду и всё это за пару часов после утомительной ночи. В том, что разговор с отцом был невероятно сложным, у Пака не было сомнений. По этой причине он никогда не вступал в полемику со стариком. Дон Хо же пришлось полночи отстаивать их право на личную жизнь, убеждая закоренелого консерватора примириться с решением его взрослых сыновей. Кан должен был валиться с ног и заснуть часов так на сорок. Но этот медведь–шатун, как пробудившийся зимою зверь, не мог найти себе места. В квартире он пил. Много пил. Прятался от Сон Хёна, а наутро сбегал. Оказавшись в деревне, вместо разрушительного поведения в присутствии родителей и племянника, Дон Хо ударился в другую крайность – заполнить ночь бесполезной суетой, лишь бы забыть о бессоннице.

– Ты боишься спать.

– Нет. Я просто не могу заснуть. Это состояние между сном и реальностью такое поганое. Раньше напивался и моментально вырубался. Ну, ты знаешь. Сейчас что–то случилось, что–то поломалось во мне…

– Что тебя беспокоит?

– Помимо того, что я брата потерял? Абсолютно ничего. Можно я скажу тебе правду? – Кан поднял голову и свободно, без стеснения посмотрел в лицо друга.

– Конечно. Всё, что угодно.

– Мне всё равно. Умом понимаю, что я счастливый. Самый счастливый! В этот самый момент. Ты сидишь рядом со мной. Что может быть лучше этого? Родители всё про нас знают, и… Ты понимаешь, какой это шаг? Моя мечта стала реальностью. Ещё полгода назад я и помыслить о таком не смел. Дон Гу спокойно спит в кроватке. Он окружён любовью. Я окружён любовью! А мне всё равно. Мне так похер. Мне так хреново. Хён, что делать?

– Почему ты боишься засыпать?

– Причём здесь это?! – агрессивно среагировал мужчина и подскочил с места.

– Просто ответь. Тебе же всё равно, поделись.

– Слушай, а что, если вместо панелей здесь обшить утеплителем? Хотя в Пусане, насколько мне известно, зимы холоднее, чем в Сеуле. Здесь больше осадков или ветра сильные?

– Дон Хо. Дон Хо! – Пак тряхнул его за плечи. – Ты же меня за этим позвал. И даёшь заднюю. Ты дома меня к себе не подпускал и здесь будешь прятаться?

– Просто будь рядом.

– Страшно?

– Очень.

– Чего ты боишься?

– Я когда засыпаю, мне кажется, я теряю контроль над своим телом и во сне умираю. Не Дон Вон умирает, а я, понимаешь? И так каждую ночь. Стоит ненадолго прикрыть глаза… и бац! Я падаю, как в детстве, помнишь такие сны? И не могу ни за что ухватиться. Снова и снова проживаю свою смерть. Мне страшно. Я устал. Как я устал, ты бы знал. Думал, приедем к родителям и новые впечатления, радость, стресс, в конце концов, заполнят мою голову другими мыслями, заставят остановить этот неуправляемый процесс! Ничего не изменилось. Они отвлекают ненадолго, но потом наступает ночь и у меня руки дрожат, – он выставил ладонь вперёд и лишь только когда сжал в кулак, тремор исчез. – Да, ты прав, я боюсь спать. Я готов делать, что угодно! Только бы не остановиться… и не сойти с ума. После смерти Дон Вона я, как охотничье чучело – внутри ничего нет, кроме страха, который отражается в их безжизненных глазах. Да что я рассказываю? Ты видел этих мёртвых животных. Я, как они. Хён, похоже, я умер.

– Не говори глупостей. Ты живой! В тебе говорит потеря, горе, утрата – называй, как хочешь.

– Какая разница! Меня всё равно нет! Нет меня!

– Кто такую херню сказал?!

– Тебе не понять. Ну не понять тебе меня! – маялся и стонал мужчина. — Нас так воспитывали! Есть монетка? – Кан суетливо стал рыскать по карманам и нашёл пятьдесят вон, доставшихся ему от Дон Гу во время игры в бизнесменов. Столько стоила компания, которую дядя продал племяннику. – Смотри, – мужчина подбросил монетку в воздух.

Вначале Пак обратил внимание, что запястье руки Дон Хо чуть припухло, запёкшиеся кровью ссадины на костяшках лишь убедили полицейского, что Дракон боксировал одной рукой, вымещая на чём–то твёрдом свою злость.

– Ты левша? – удивился полицейский.

– Да, – увлечённо перекатывая монетку через пальцы, радовался Кан. – Я ей не пользовался. Столько лет прошло, а она всё помнит. Я дрочу левой рукой, – засмеялся он, выискивая причину натренированной руки. – Наверное, поэтому сноровку не потерял.

– Но зачем было переучиваться?

– Отец заставил. Дон Вон и я – мы не просто близнецы. Мы были его солдатами, подопытными. Нас с детства учили не отличаться друг от друга. Впоследствии мы должны были управлять огромной семейной империей.

– Почему ты переучивался, а не Дон Вон?

– Ты же знаешь, я никогда не был любимчиком. Думаю, в наказание. Никогда не задавался такими вопросами. Мне всегда казалось, что отец делает всё назло мне. А я ему. Назло ему и переучился, чтобы доказать, что смогу, – процедил мужчина. – Кто я теперь? Без Дон Вона я – никто.

– Это отец тебе внушил?

–Уже не имеет значения, кто. Так и есть.

– Нет! – Пак шлёпнул Дон Хо по щеке, приводя того в чувство.

– Даже ты меня не узнал! – стоял на своём Дракон. – Ты три раза перепутал меня с братом. Ты… – Кан чуть не заплакал, вслух осознавая правду.

– Этого больше не повторится. Это я – осёл! Когда обида берёт за грудки, я кого угодно перепутаю.

– Но не тогда, когда я прощался с тобой! Не тогда!

И Пак понял, что в Дон Хо сидит такая злость на него, которой мужчина не даёт выйти на свет, прикрывая свою обиду на любимого чувством вины перед ним.

– Прости меня, ради Бога, – искренне извинился Сон Хён. – Ты прав. Я взвалил на тебя всю ответственность, даже не разобравшись. Я виноват перед тобой.

– Ты чего это? – опешил Кан.

– Замолчи. Я предал тебя, не задумываясь, кто передо мной стоит. И когда нашёл тебя снова и увидел, как ты целуешь другую… Всё то же самое! Моя злость лишила меня рассудка, лишила меня любви. Боже, как глупо. Так по–тупому всё вышло. Я думал только о себе и о том, что обидели меня. Меня! Это правда, твои чувства меня тогда совсем не волновали. Но не сейчас. Я начинаю привыкать к твоему запаху, – он крепко обнял Дон Хо и щекой стал водить по любимому лицу, царапаясь о щетину, собирая родной аромат. – Твоя улыбка, – он поцеловал Кана в губы, – никто не улыбается так бесстыдно, как ты. У Дон Вона точно бы так не получилось. А твои руки… – Хён переплёл пальцы с пальцами любовника и крепко сжал в замок. – Ты сильный, хитрец, – он улыбнулся. – Что, тогда тоже меня обманул, когда я тебя уложил?

– Нет, ты…

– Не гони. Во время секса ты не замечаешь, как держишь меня. Я не могу даже сдвинуть тебя.

– Просто я тяжелее.

– Нифига. Ты знаешь, каких амбалов мне приходится задерживать? В тебе силищи, как в медведе. Не знаю, кого ты там трахал до меня, но я им не завидую. Тут без подготовки не выдержать. И я уверен, что ты всегда был сильнее Дон Вона. А ещё наглее, упёртее, безумнее. Сатана может быть только один. И это ты, Кан Дон Хо. Ты меня знаешь, я бы в жизни с мужиком не связался. Но в тебе есть что–то, какая–то магия, не знаю, как назвать. Ты никогда меня не отпускал и добивался своего, где бы мы ни были. А если не добился, значит это не ты, – страстно говорил Пак. – Я уже просёк эту фишку.

– И выбирая между страхом перед родителями и моим желанием…

– Я всегда выберу твоё желание, – быстро ответил импульсивный мужчина, – чтобы ни стояло по другую сторону, – Пак плутовато улыбнулся.

– Мне бы на минутку передохнуть, отвлечься от мыслей.

– Не нужно меня упрашивать. Я уже давно дал добро. Неужели моё поведение, мои признания ещё не развязали тебе руки? – Пак стал опускаться на колени, лицом обтираясь об одежду любовника, пробираясь к горячей обнажённой упругой коже.

– Ты меня не прибьёшь?

– С каких пор ты этого боишься? Разве тебя не возбуждает предвкушение, что потом я поставлю тебя на колени?

– Чёрт. Я разорвать тебя хочу, – закрывая глаза, Дон Хо надавил на плечи любовника, направляя того к месту скопления всех эмоций.

– Хоть сожри, только молча.

Оказавшись лицом к лицу с восставшей плотью, прорывающейся сквозь мягкую ткань домашних брюк, Пак быстро освободил пульсирующий член и наградил его глубоким влажным поцелуем. Пальцы на его плечах сжались, а по телу Дон Хо прошла сладкая судорога. Он завопил и тут же сжал губы, приглушая удовлетворённый беспомощный стон. Тяжёлые мысли отступали, любовь наполняла каждую клеточку его уставшего измученного тела. Хён ласкал любимого с большим усердием, с огромным желанием самому поглотить неспокойного мужчину и добиться его поражения перед счастьем, наступившим так внезапно, но своевременно. Срываясь со старта, Дон Хо уже мысленно гнал по трассе все сто сорок, не думая о последствиях. Он поднял Хёна и развернул к себе спиной, силой наклоняя того вперёд. Спинка сломанной кровати была как раз кстати и героически приняла на себя весь вес мужчины, твёрдо опёршегося на неё. Кан обнажил круглые, плотные ягодицы любовника и, смело их раздвинув, уткнулся кончиком языка в тугой сжатый анус. В следующую минуту Хён сам легко насаживался на мягкое жало, вскоре уступившее место грубым проворным пальцам. Уже только от этой откровенной ласки Дон Хо готов был кончить. Член его изнывал и требовал тёплого пристанища этим холодным ранним осенним утром.

Было сухо и больно, но Хён молчал, не смея прервать освобождение Кана. Тот забылся окончательно, терзая тело любимого остро–сладкой болью. Он зверел, когда входил в раж, и все тревоги покидали его тело, с тяжёлым дыханием вырываясь наружу. Пак по себе знал и не раз чувствовал превосходство злости над разумом. В подобные моменты мужчина не ведает, что творит, теряя контроль над своими демонами. Кан не думал о партнёре, рывками насаживая его бёдра на свой пылающий от дикого желания член. Низкое дыхание за спиной, переходящее в глухое рычание, со временем начало возбуждать, и Хён сам не заметил, как стал поддавать задницей навстречу неутомимому любовнику. Тот ходил по краю, Пак это чувствовал, но что–то мешало Дон Хо полностью довериться и излиться в любимого горячей жидкостью, разделяя с последним первобытный страх – страх перед смертью.

Главарь банды Двойной Дракон был уверен, что он погиб вместе с братом. Их единение было и остаётся после смерти Дон Вона настолько сильным, что сознание мужчины не может разделить, разорвать образовавшуюся ещё в утробе матери связь между близнецами. Их единство подобно одной плоти, одной коже на двоих, одному лицу и одной судьбе, которую, по мнению Дон Хо, он обязан разделить с Дон Воном. По–другому и быть не может. Остаться без брата, словно потерять душу, оставаясь безжизненной оболочкой. Стоило Дон Хо лишь помыслить о своей личной свободной жизни, увидеть в ней радость, как моментально его посещало сокрушительное чувство вины, будто бы он сам причастен к погибели брата, подсознательно вытесняя того из жизни. Было страшно подумать, что где–то там, на подкорке сознания лежала неприглядная истина, когда–то зародившаяся в двуликой человеческой душе. Невыносимо было её осознавать и уж тем более позволять ей обличить себя. Эта истина для близнецов была проста – один питается силами другого. Когда Дон Хо был тем, чьей жизнью распоряжались против его воли, он смело и отчаянно противостоял невзгодам. В этой борьбе он набирался сил. Как оказалось, предательство близких било не так сильно, как осознание того, что сам Кан теперь оказался по другую сторону, где когда–то находились отец и брат. Единственный главарь Драконов столкнулся с огромной ответственностью, могильной плитой опустившейся ему на плечи. Дон Вон отдал жизнь за него. Выходит, Дон Хо поглотил жизнь своего брата. Так и предполагалось в этой традиционной семье, что когда–нибудь один будет жить за двоих. Но теперь Дон Хо лучше бы выбрал смерть, чем принял на себя непомерное бремя. Он обязан умереть вместе с братом, как одно целое. Он обязан жить вместо брата, совмещая в себе две жизни в одном теле. Он обязан… Он обязан… Он обязан…

Взвыв от переизбытка эмоций. Дон Хо всё–таки довёл дело до конца и без сил свалился на сломанную кровать. Лишь во время секса, когда люди сплетаются воедино, можно почувствовать, услышать мысли партнёра. Паку стало не по себе. И в этот момент он яснее ясного осознал, что чёрная туча навсегда нависла над Дон Хо. Иногда она будет уплывать, отгоняемая порывистым ветром усилия воли Дракона, иногда будет теряться в лучах солнечного света семейных радостей, но всегда возвратится назад, прикованная тенью к мужчине, которого он любит.

Взрослый, опытный полицейский не обманывался, наперёд предугадывая сложности, ожидавшие их с Дон Хо впереди. Но даже несмотря на это, он не оставит Кана одного. Своей преданностью он лишь усилит вокруг любимого защиту, отгоняя его демонов подальше от их семейного очага.

Сон Хён не стал будить Кана. Он притащил из дома тёплое одеяло и укутал любимого, заснувшего крепким сном, защищая того от незаметных сквозняков непредсказуемой судьбы. У матери он попросил шерстяную красную нить и повязал на припухшем запястье левой руки Дон Хо. Так в детстве делала мама, когда Сон Хён слишком усердствовал в бою и растягивал сухожилия. Неизвестно было, что помогало больше: молодое здоровье или красная материнская шерстяная нить, но отёк быстро сходил, и молодой Пак возобновлял свои тренировки. Так и теперь хотелось позаботиться о том, кого любишь. И пусть это всего лишь самовнушение, но эта красная ниточка согреет хотя бы душу Дракону и будет напоминать ему, что он – один такой на всём белом свете, самый ценный для семьи Пак.

Полицейский, не отличающийся особой фантазией и романтическим характером, сегодня в окружении родных вдруг стал особенно гибким и покладистым. Он даже не перечил отцу и отложил их неизбежный разговор по душам подальше в будущее, на тогда, когда его сердце будет спокойно за Дон Хо. Сын прислушался к наставлениям матери и естественным образом, мысленно, в очередной раз убедился в том, что желает разделить судьбу Кана, став его опорой. Дон Хо необходимо было убедить, что он имеет право на свою личную жизнь, отдельную и независимую ни от кого и ни от чего. По этому случаю, пока Дракон спал, вся семья участвовала в подготовке семейного праздника. Дон Гу с дедом надували шарики и наряжали дом старыми, забытыми в пыльных коробках украшениями. Они дождались своего часа спустя много лет и вновь оказались нужными. Сон Хён с матерью готовили праздничный торт, поскольку ни один день рождения не может пройти без главного торжественного события – задувания свечей в момент загадывания заветного желания. И это желание обязательно сбудется!

Кто сказал, что мы рождаемся один раз в жизни? Взяв на себя привычную ответственность, Пак Сон Хён незамедлительно принял решение, что именно сегодня родился новый человек – его любимый. У него будет свой день рождения, свои новые мысли, личные желания, свой родительский дом, своя новая судьба! И никто не посмеет отобрать у этого человека его собственную, не похожую ни ничью другую, возможно, кому–то непонятную, но только его уникальную, неповторимую жизнь.