Глава 1. Бесчувственный

В Шанхае весна наступила раньше обычного, раньше, чем в родной Корее. Хотя, что считать родиной? Люди говорят, что родина там, где тебя ждут, где тебе хорошо. Юн Сик много размышлял на эту тему. Он точно знал, что есть люди, которые ждут его в Пусане и будут рады его возвращению. Но был ли он там счастлив? Он хоть где–нибудь вообще был счастлив? О чём бы ни думал молодой человек, все мысли сводились в одну точку, со временем ставшую многоточием… Он думал о Ли. Джун был счастлив лишь в объятьях любимого. Даже когда казалось, что его сердце не вынесет прощальных объятий, изнывая от тугой боли, Юн Сик всё равно был счастлив только в руках любимого мужчины. Выходит, его родина там, где любимый, где его сердце? Но Джун был уверен, что сердце самого Ли в руках Юн Сика. Получается, они оба без родины? Оба несчастны?

Юный преемник главы Триады не заметил, как прошла зима. Учёба, новые обязательства и сумасшедший распорядок не давали мечтателю заскучать. Последние полгода он плохо спал, поскольку лишь по ночам у него было время предаваться сладким грёзам несбыточных надежд: гулять с любимым по райскому Эдему, созданному буйным воображением Юн Сика, как единственное место на земле, где есть только двое. Этот безопасный островок счастья бережно хранился в душе молодого впечатлительного человека и был изображён уже не на одной картине, старательно написанной новоиспечённым художником. Он не стремился сделать правильно, единственной его целью было увидеть вживую, глазами, свою мечту, которой со временем стало тесно в его душе. Эти картины висели в спальне, обманом убаюкивая юную душу.

Господин Син, как назло, часто был свободен. Под предлогом реабилитации после травмы, глава китайской мафии, похоже, ненадолго отошёл от дел и устроил себе долгосрочный отпуск. Но так как его пылкая натура не знала покоя, мужчина переключился на наследника и всю свою мощную энергию обрушил на уставшего, нестабильного мальчика. Зная характер Син Ву Цзяня, Джун был уверен, что тот испытывает его намеренно, выбивая остатки почвы из–под ног несчастного влюблённого, который отчаянно пытался уйти в вымышленный мир навсегда. Из добрых побуждений, шеф насильно вытаскивал любимчика обратно из мира грёз, устраивая тому бесконечный контрастный душ: то разговаривал с Ли по громкой связи, зная, что Юн Сик где–то поблизости, то заводил откровенные разговоры о том, что Джун – слабак, и если он потерял Ли, то Триаду ему тем более не удержать в своих трусливых руках. Юноша злился и отвечал грубостью на наглость. Но господина Сина это ничуть не останавливало, он пёр напролом, стараясь не давать покоя двум любящим сердцам.

Мало кто знал и задумывался над тем, почему именно взрослый опытный мужчина ведёт себя по–варварски, играя на чувствах его самых близких и родных людей. Если бы они только задумались. Если бы они увидели в нём не вредного старика, а любящего их покровителя, то что Джун, что Ли, поняли бы сразу, что их наставник всеми силами пытается оградить их от злой коварной судьбы, которую двое влюблённых для себя выбрали. Связанные одной нитью, они безжалостно плели между собой паутину, в которой их любовь запуталась, как бабочка в ночи. Она отчаянно билась, не жалея сил, вырывалась на свободу, не теряя надежды. Эту надежду Син каждый день видел в глазах Юн Сика. Её невозможно было скрыть, она полыхала огнём в ожидании, когда раздастся тот самый главный звонок, которого Юн Сик ждал… Ждал… Он вздрагивал от шума, от любого телефонного звонка. Он пытливо всматривался в дорогу за воротами, когда мимо проезжали машины. Син Ву Цзянь был уверен, что парень выучил номера и марки всех соседских автомобилей. И не дай бог, если мимо внезапно проезжала не знакомая ему ранее машина. На смену пылкой юношеской вере приходило разочарование: глаза его темнели и становились бесцветными, как у старика.

В ожидании Ли прошло полгода. Юн Сик мечтал, чтобы тот пришёл. Юн Сик мысленно умолял, чтобы тот не приходил. Сколько раз он брал в руки телефон, намереваясь вновь изменить жизнь? Тысячи раз. Но холодный рассудок запирал алое, кровоточащее сердце, замораживая его, ледяным безразличием лишая жизни и боли. Эту гранитную глыбу неустанно пытался пробить Син Ву Цзянь. Иногда ему удавалось, и Джун готов был сделать смелый шаг в прошлое и забрать оттуда любимого, чтобы привести его в настоящее. И снова шаг в сторону, отдаляющий запутавшегося молодого человека от любви.

– За тобой заехать? – во время завтрака, по–отцовски интересовался господин Син у Джуна.

За столом, как всегда, сидели трое: Юн Сик, главарь и его правая рука – Дао. С тех пор, как они втроём перебрались в Шанхай, Дао по каким–то соображениям стал принимать активное участие в жизни семьи и перестал игнорировать совместные завтраки, присутствуя на них ежедневно. Общение между мужчинами всегда было коротким, больше информативным. Что на повестке дня, и у кого какие дела? Син любил размышлять вслух по душам, но почему–то, сколько бы он ни начинал разговоров, те всегда превращались в претензию, направленную на Юн Сика. Однажды юноша пригрозил, что если наставник будет и дальше его третировать, тот будет завтракать вне дома. Син тогда напугался не на шутку. Зная вредный и упётртый характер своего протеже, шеф замолчал, открывая рот лишь по делу. Но горбатого могила исправит, и Джун прекрасно понимал, что мощный поток как ни останавливай, он всё равно будет протекать и сочиться, капая на нервы молодого человека. Так они и воевали: горячие споры превращались в холодную войну, каждый раз вновь заканчивающуюся метанием огненных острот друг в друга. А между ними Дао – единственный, кому всегда следует молчать и кивать по очереди в стороны двух господ, ненадолго их примиряя.

– Сколько раз говорить, что я люблю возвращаться домой один, – настороженно отвечал Джун.

– Да, но ты ни разу не возвращался один. В том–то и дело, тебя каждый раз привозят на новой машине, – Син изо всех сил пытался скрыть недовольство в голосе, поддерживая якобы обычную беседу. – Я скоро начну думать, что ты предоставляешь эскорт услуги, – не сдержался он и прикусил язык, но было уже поздно.

– Вам стоит подумать о более важных делах вместо того, чтобы фантазировать от безделья, – моментально вспыхнул Юн Сик.

Молчаливые взгляды прошли по кругу. Син глубоко вздохнул. Кто бы знал, как тяжело ему было учиться терпению. Наверное, только Дао мог немного понять, какими испытаниями окружил себя главарь.

– У тебя есть своя машина, почему ей не пользуешься?

– Зачем? Меня есть, кому привозить, – Джун не смотрел в сторону наставника. Вчера тот снова разговаривал с Ли, намеренно открыв дверь в спальню для лучшей слышимости. Юн Сик был зол.

– Любишь разнообразие?

– Долго присматриваюсь.

– Только катают тебя, а не ты их.

Юн Сик сдавил кружку в руках. Война против Син Ву Цзяня – энергозатратное дело, особенно когда ты истощён и высушен до дна. Но он не сдавался. Джун прочистил горло и обратился к Дао. В диалоге, в котором не было ни начала, ни конца, смена собеседника была единственным спасением.

– У вас что–то случилось? – спросил юноша у помощника.

– Поставки задерживаются, мы уже потеряли несколько миллионов, – Дао оправдывал поведение главаря.

– Неудивительно, вы же совершенно забросили работу, – Юн Сик, получив оружие, посмотрел прямо в недовольное лицо. – Лучше бы так за поставками следили, как за мной. Как долго вы будете гостить у меня?

– У меня реабилитация. А здесь свежий воздух, как раз то, что мне нужно.

– Уже полгода прошло. Какая реабилитация?

– Ты и дни считаешь или только месяцы? – вновь язвил мужчина, усмехаясь над ребёнком.

– Мне пора, – осознав бессмысленность пикировки, Джун сдался и встал из–за стола.

– Подожди, – хозяйский твёрдый голос остановил юношу. – Как дела в институте? Ты перестал мне докладывать.

– Разве вас волнуют мои успехи? Я думал, что вам интересна только моя личная жизнь. И кстати, перестаньте открывать двери в спальню во время телефонных переговоров. Вы мешаете мне спать, – чуть ли не по слогам произнёс Юн Сик.

– Ну, хватит. Раньше ты отходчивее был. Сейчас прям не тронь, всё тебя цепляет.

– А вы не цепляйте меня.

– Когда практика начнётся? Уже решил, где будешь проходить? Есть у меня для тебя одно дело.

– Мы с вами договорились, что я не буду раньше времени светиться в делах банды. Не хочу, чтобы кто–нибудь узнал, что я – член мафиозной семьи.

– Рано или поздно всё равно узнают. Чего ты так боишься?

– Я вам говорил. Не хочу пачкаться о мелкие делишки с душком. Мне нужно сделать имя, наработать авторитет.

– Какой ты сообразительный и хитрый. Жаль, что не во всём такой прыткий.

– Вы всё сказали? Я могу идти? – ещё немного и терпение Джуна треснет, как лёд под тяжестью танка, и холодная вода засосёт его на глубокое дно. Син это каким–то образом чувствовал и вовремя останавливался. Ровно тогда, когда был уверен, что Джун сбежит от него, но не от своих мыслей, спровоцированных хозяином. То была безжалостная атака на психику молодого человека. Син был доволен своей работой. Однако для решающего рывка всё равно чего–то не хватало.

– Сегодня не задерживайся. Есть разговор, – предупредил мужчина.

– Как получится, – схватив со стула портфель, Джун быстро скрылся, дабы не дать возможности Сину вновь заговорить.

– Вы давите на него, – Дао спокойно констатировал факт, уминая круассан с яйцом и беконом.

– Сколько же у него терпения? – размышляя вслух, процедил от злости главарь. – Зла не хватает.

– Бросьте эту затею. Чувствую, ничем хорошим это не закончится.

– Ты поменьше чувствуй, да жуй быстрее. Дела есть, – Син Ву Цзянь с шумом вышел из–за стола.

– Как всегда, все шишки летят в меня, – не ускоряясь, так же медленно и вдумчиво Дао продолжил завтракать.

Опытный помощник главаря китайской мафии уже привык, что в их внезапно образовавшейся небольшой семье он выполнял роль груши для битья. Даже Юн Сик, на правах главы этого дома, в котором поселился Син Ву Цзянь со своей свитой, а их было не меньше десяти человек, периодически выпускал коготки на Дао, как на старшего, ответственного за своих оболтусов, которые иногда злоупотребляли гостеприимством. Син поощрял этот хозяйский тон в голосе юного лидера, поэтому Дао быстро смирился со сменой власти и не перечил новому молодому хозяину. Они все жили на территории Джуна, чувствуя себя, как дома, не забывая, что они в гостях.

Накануне вечером Син Ву Цзянь снова позвонил Ли. Он делал это не из вредности, и не так часто, как могло показаться со стороны, просто в последнее время Джун совсем перестал реагировать на реальность, уходя с головой в мечты. Как бы нарочно юноша ни старался это скрыть, красные от недосыпа глаза по утрам стали его визитной карточкой. Пора было принимать решительные действия, но ни Ли, ни Юн Сик не поддавались провокациям старого хитрого лиса.

– Ты потом сможешь себя простить за то, что загубил его жизнь? – отчитывал он Ли. – Я смотреть на него спокойно не могу.

– Я сейчас положу трубку! Ты мне второй день подряд на мозги капаешь, – хирург начинал злиться уже на первой минуте разговора с вредным стариком.

– Ты не посмеешь, – диктаторским тоном останавливал его господин.

– Ты что, вздумал меня поучать? Я тебе что, сопляк какой–то?

– А разве нет? Ведешь себя, как молокосос!

– С тобой невозможно разговаривать. Больше мне не звони!

– Тебя забыл спросить.

Ли тяжело выдохнул и залпом осушил рюмку. Если звонил Син, без стопочки не обойтись. Тот изведёт звонками, сообщениями, но заставит хирурга его выслушать. А слушать его, да и в принципе жить, было куда проще и легче после нескольких доз крепкого алкоголя.

– Я тебя слушаю, – с неохотой протянул мужчина.

Не успевал он вернуться из клиники, где ему приходилось спасать за день не одну жизнь, как на него обрушивались новые обязательства: уход за Мин Гу и настырные звонки Син Ву Цзяня, в которых тот отчитывался о жизни Юн Сика. Это пережить было куда тяжелее, чем с десяток операций. Но как бы он ни старался отворачиваться, ему было важно узнать о самочувствии его любимого хрупкого цветка.

– Не нравится мне, что его ночные поездки участились, – сообщал Син. Джун снова втихушку улизнул из дома, прямо у него из–под носа.

– Прекрати за ним следить! Ты жалок. Тебе что, заняться больше нечем?

– Хочешь всё пустить на самотёк? Если бы ты его увидел, то самолично следил бы за каждым его шагом, – протестовал господин.

– Это нормально в его возрасте. Чем больше ты загоняешь его в угол, тем ему труднее. Оставь Юн Сика в покое. Пусть хоть на неделю уйдёт, это его личное дело.

– Мне потом тело этого Ромео к тебе привезти на вскрытие?

– Не сгущай краски. Он никогда на такое не пойдёт.

– Нужно было с ним больше разговаривать, а не трахаться, тогда бы у тебя сложилось о нём другое мнение.

– Чего ты от меня хочешь?! – закричал в трубку хирург. – Я ничего не могу сделать. И не буду! Мы так решили. Точка!

– «Мы» или ты? – желчно спросил хозяин.

Ли простонал. Ему нечего было ответить.

– За что он тебя любит? – подстрекал Син Ву Цзянь. В такие минуты он был полностью на стороне Джуна и презирал слабохарактерность Джианга.

– Спроси у себя, – ядовито ответил мужчина.

– Знаешь, что? Вы оба мне надоели.

– Ну, наконец–то ты от нас отстанешь.

Ещё несколько острых фраз и Ли, не выдержав, отключил звонок. Главарю ничего не оставалось делать, как усмехнуться над детским поведением. Какой смысл противиться неизбежному финалу? И зачем только силы впустую тратят? Всё равно желание сильнее разума. Одно неосторожное движение и великие идеалы рассыплются, как песочные замки, проигрывая природе и зову сердца. Полгода – большой срок. Судя по тому, как разрастается картинная галерея Юн Сика, грядёт беда. И лишь Син Ву Цзянь, прошедший этот путь, знает о разрушительных последствиях фантомной войны с самим собой.

Юн Сик вернулся за полночь. В этот раз главарь не уснул, как обычно, а дождался возвращения блудного сына. Сегодня в его поведении было что–то новенькое, казалось, он нарывался на неприятности. От юноши разило спиртным. «Ещё пара месяцев и придётся проверять вены», – подумал господин.

– Ты где был?

– Дела были, – нагло отвечал Юн Сик. Он явно был не в духе. Пройдя в гостиную и обнаружив на диване для гостей разбросанные вещи, хозяин дома демонстративно швырнул их на пол. – Лучше бы своих людей к порядку приучили. Вы ещё долго будете меня контролировать? Мне ваша опека вот где, – он сдавил руками горло. – Никакой личной жизни.

– Что это за личная жизнь такая по ночам в забегаловках сидеть и скулить в одиночестве? Так нравится жалеть себя? – строго отвечал мужчина.

– Не ваше дело! Здесь прохода не даёте, так ещё конвой за мной каждый раз посылаете. Дышать трудно.

– Кто тебе дышать не даёт? Ты – птица свободная. Освободил себя от всех бед, отвернулся от трудностей, так дыши, сколько в тебя влезет твоей свободы, – гневно выплюнул Син Ву Цзянь, ещё сильнее разжигая в Юн Сике злость.

Джун прикусил губу и от обиды запыхтел, но тут же затих, сверля жестокого главаря диким убийственным взглядом.

– Молчишь? Злишься на меня. Думаешь, я тебя жалеть буду? Не дождёшься! – Син поднял с пола вещи одного из охранников и положил на то же самое место, где они лежали до этого. Он неторопливо подошёл к большому окну в гостиной, выходящему во двор, и закурил. Джун не любил, когда курили в доме, но главарь, похоже, решил идти до конца, затевая жаркую корриду любви с молоденьким бычком. – Всё ты правильно сделал, – одобрительно стал говорить мужчина. – Смотрю на тебя и вспоминаю свои пятнадцать лет ожидания. На что потратил? Зачем? А ты молодец. Отрезал, так отрезал! Уважаю.

Син Ву Цзянь развернулся лицом к Юн Сику. Как он и предполагал, взгляд маленького дьяволёнка испепелял, прожигал толстокожего мужчину насквозь. Если бы Юн Сик хотя бы догадывался, что сердце Сина не подвластно гневным нападкам, что любая злость и ненависть рикошетили от него, вызывая лишь умиление, Джун не тратил бы силы на пустые запугивания. Главарь был слаб перед слезами. Страдания и самобичевание любимого сына били по живому куда сильнее воинственной агрессии.

– Ни о чём не сожалей. Боль пройдёт, вот увидишь, если цепляться за прошлое не будешь. Я так, немного присматриваю за тобой, чтобы ты не вляпался по глупости в неприятности. Это – твой дом, я здесь – всего лишь гость. Могу уехать в любой момент, ты только скажи, – Син снова отвернулся к окну. – Приводи сюда, кого хочешь, живи здесь, с кем хочешь. Ни в чём себе не отказывай. Сосунок ты ещё. Я в твоём возрасте девок менял по три–четыре за ночь, а ты в монахи себя записал. Смотреть противно. Уже полгода учишься в институте, среди своих же сверстников крутишься. Для кого себя бережёшь, целомудренный ты наш? – цыкнул он. Мужчина говорил о больном слишком обыденно, спокойно, обесценивая страдания юноши, словно насмехаясь над ним. – Думаешь, твои цветочки или картины заменят обыкновенное человеческое тепло? Ни одна фотография не согреет тебя, – он ненадолго замолчал, словно обдумывая сказанное. – Хватит! – главарь повернулся лицом к Джуну, а после подошёл к нему ближе. – Устал я смотреть на твою кислую физиономию. Раз решил, иди до конца. Ты молодец. Молодец. Завидую тебе. У тебя ещё вся жизнь впереди. Поболит и перестанет, ты не первый и не последний. Это только кажется, что всё… мир рухнул, – мужчина присел на спинку дивана и посмотрел в пол. Юн Сик стоял от него в двух шагах и молча слушал, закипая, готовый набросится на советчика немедленно за то, что тот без спроса лезет в его душу. – Ещё никто не умирал от разбитого сердца. Не ковыряй шрамы, как я, заражение пойдёт, – Син открыто ухмыльнулся прямо ему в лицо. – Какой же ты сопляк. Любая будет твоей. Ты – смазливый ублюдок, добрый, девки таких любят. Не хочешь девчонок? Сейчас полно парней с такими же увлечениями, как у нас. К счастью, мы не одиноки. Чего только нет. Лишь бы в удовольствие. У тебя всё есть, чтобы быть счастливым. Руку протяни – всё твоё. Всё и все! Что тебе ещё нужно? Нагуляйся вдоволь, чтоб дымило, – со знанием дела, смеясь, подбадривал Син Ву Цзянь. Вот только эффект от его слов был совсем другим. Взгляд Юн Сика становился ещё более демоническим и, по правде говоря, начинал пугать взрослого мужчину. А раз так, он движется в правильном направлении. – Потом семью заведёшь. Рано или поздно, все к этому приходят. Одиночество тоньше бритвы. Так искусно душу на ленточки прозрачные режет, до сих пор удивляюсь, где живое место находит? Вроде за много лет уже всё изрезано. А нет, как будто заживает и по новой, – за всё время он впервые произнёс слова от души. – Ты всё сделал правильно! У тебя есть жизнь. Живи! Сегодня жизнь не заканчивается, ты подумай, как будет через десять лет, через двадцать, тридцать… Лучше семью иметь, продолжение своё, чем дрочить на фотографию, – Син на эмоциях сплюнул. – Каждый из нас мечтает о семье. А у тебя такая возможность появилась! Завидую твоей молодости и свободе.

Джун стал глотать ртом воздух. Он не мог дышать. Он начинал задыхаться.

– Завидуете? Мне? Всё… моё? Руку протянуть? Отвернулся от трудностей, говорите? –от обиды голос его сорвался. – Да я… Я… – он зарыдал, закрывая от стыда лицо. – Заберите всё! Ничего мне не нужно! Не хотел я этого! Не хотел! Боль пройдёт? Когда? Что вы мне врёте?! Не проходит она! Я дни считаю! Каждое утро открываю глаза в надежде, что сегодня будет легче. Делаю вдох, а вдохнуть не могу! Дышать нечем. Комок в горле стоит и не даёт даже пискнуть. Ненавижу вас! Ненавижу его. Себя ненавижу!

– Это же был твой выбор, разве нет? – беспощадно топил его мужчина.

– Замолчите! Не хочу вас слушать, – Джун закрывал руками уши. – У меня нет сил вам отвечать! Мне плохо. Душно мне. Я не живу, я существую. Плохо мне. Давно. Уже очень давно. Сколько себя помню. Плохо мне. Как вы это выносите? Научите, как ничего не чувствовать? – впервые за эти долгие сто восемьдесят два дня он рыдал.

Син Ву Цзянь попытался его обнять.

– Мальчик. Какой ты ещё мальчик.

– Не троньте меня! Не жалейте. Не жалейте, кому говорю, – Джун вырвался, как испуганный птенец. – Не нужна мне ваша жалость. Плохо мне без него! Вы это хотели услышать? Вы неправы. Во всём неправы! Никто мне не нужен, кроме него. Заберите всё. Отдайте мне его. Верните его мне! Пожалуйста, верните, – кричал он в истерике, хватаясь за тонкий свитер господина. – Я устал его ждать. Когда он придёт? Когда?! Мне что, умереть, чтобы он выбрал меня? Почему он не выбрал меня?! Почему? Я ведь тоже… как Мин Гу… не живу. Шага без него сделать не могу. Повсюду он. Каждый день выхожу из универа и всматриваюсь в лица прохожих. Ну, вдруг. Даже если есть маленькая вероятность, вдруг он вспомнит обо мне и заберет. Заберёт с собой. Хочу, чтобы он забрал меня с собой. Куда угодно! Скажите ему, что я его жду! Скажите! Мне уже всё равно. Я сдаюсь. Сдаюсь, – опуская голову, стонал несчастный. – Скажите ему, что мне плохо. Мне плохо! Плохо! Плохо мне без него.

– Сынок, – Син снова силой притянул его к себе и так обнял, что у Юн Сика не было сил вырваться из его объятий.

– Помогите мне. Я не справляюсь. Только вы. Никто мне больше не поможет. Помогите. Клянусь, я больше не буду молчать. Не буду.

– Что же ты наделал.

– Вы всё знали! Почему не сказали, что это невозможно терпеть?

– Я говорил. Много раз говорил. Но разве ты меня слушал когда–нибудь?

Юн Сик лишь громче стонал в ответ, обезоруженный и побеждённый. Он снова и снова проигрывал своим чувствам, ненавидя себя за свою слабость. Ему было противно и стыдно, что он – всё ещё ребёнок.

Джун редко показывал кому–то свои чувства, оттого они и были ярким событием в доме главаря Триады. Когда из живого и эмоционального парнишки он превратился в ходячую мумию: холодного, скрытного молодого человека? Всё началось в тот момент, когда Юн Сик вновь встретил брата и в его жизни появился Ли. Если бы Син Ву Цзянь не знал настоящего Джуна, он бы не поверил, что этот мальчишка – само солнце: яркое, огненное, искрящееся. Сейчас же это солнце зашло, а на его месте загорелся искусственный свет. Улыбки, шутки, демонстративная активная деятельность – всё было фальшью, спектаклем для Ли, который Син Ву Цзянь должен был пересказывать хирургу, как очередную серию дорамы. Но разве зрелого опытного мужчину могут обмануть мёртвые глаза? Джун никогда не рвался к власти, но оказался у руля правления Триадой. Многие готовы были убить его за равнодушие и пренебрежение к тому, что он обрёл, а в это самое время он мечтал совсем о другой жизни. Хозяин знал наверняка: лишь тот – настоящий лидер, чьи цели выше денег и власти. Но Юн Сик потерял себя, потерял связь с внешним миром в тот момент, когда отпустил любовь. Она его питает, в ней он черпает силы, и без неё жизни в нём нет – пустая оболочка без души. Рано или поздно Син потеряет его. Нельзя идти на поводу у того, в ком нет души, нет импульса к жизни. Мертвец всех приведёт в царство мёртвых. Несчастья сделают его жестоким тираном, каким стал сам Син Ву Цзянь. Питаясь страданиями и ненавистью, главарь загубил свою жизнь. Разве он позволит Джуну повторить его ошибки?

Но наступило утро, и новая маска на лице Юн Сика была красноречивей любых слов.

Юный хозяин с раннего утра пришёл в кабинет господина на аудиенцию. Джун не прятал взгляда, зная, что трусость раздражает Син Ву Цзяня, поэтому говорил смело и твёрдо.

– Вы ему всё рассказали?

– Нет.

– Вы врёте.

– Нет. Я знал, что утром ты заберёшь все слова обратно, – господин Син отложил документы в сторону. Разочарование – вот что увидел Юн Сик на его лице. – Поэтому не стал торопиться с решением этой проблемы.

– Нет никакой проблемы. Я вчера выпил лишнего в баре, вот и всё. Прошу прощения за своё поведение.

– Я так и подумал. Ни минуты не сомневался, что именно так ты и ответишь.

– Видите, как хорошо мы знаем друг друга? Значит, вы не будете делать глупостей и проявлять самодеятельность.

– Как сегодня дышится? Легче?

– Вполне.

– Сколько воздуха в лёгкие ни набирай, всё равно придётся сделать новый вдох. Это лишь вопрос времени.

– Я в полном порядке. Может вы и правы. Начну с кем–нибудь встречаться, и процесс пойдёт быстрее.

Син обречённо улыбнулся.

– Я раньше думал, что ты не глупый парень. А сейчас понимаю, что дурости в тебе хоть отбавляй.

– Разочаровал?

– Немного.

– Мне очень жаль, что я не оправдал ваших ожиданий.

– К моему сожалению, как раз оправдываешь. Крепкий ты орешек. Полгода протянул. Меня хватило на меньше. Месяца так на два.

– Мне пора, – обрубая беседу, Юн Сик хотел было уйти, но недоверие всё же остановило его. – Не говорите ему. Дайте мне ещё немного времени.

– Для чего? Чтобы решиться на самоубийство? Ты ещё не понял, что это не пройдёт?

– Пройдёт. Вот увидите. Я докажу, что смогу.

– Героем себя возомнил? Нет. Я не скажу ему и не собирался. Но ты плохо кончишь. Я сижу в первом ряду на этом представлении и всё вижу. Твоя постановка закончится трагедией. Для тебя. А значит, и для меня.

– Выходит, вы ошиблись во мне? Ещё не поздно, вы всегда можете меня прогнать, – с какой–то надеждой в голосе попросил Юн Сик, и Син Ву Цзяня укололи эти отрешённые, с лёгкостью произнесённые слова. Неужели Джуна совершенно ничего рядом с ним не держит?

– Тебе здесь плохо?

– Не в этом дело. Разве вы не понимаете, что невозможно забыть человека, глядя в глаза тому, кто его любит точно так же, как и я?

Син Ву Цзянь проглотил отчаяние. Он точно потеряет Юн Сика.

– Мы с вами повязаны и оба идём ко дну. Я вас не виню, мы оба думали, что нам так будет легче, но мы лишь сильнее увязаем в этой трясине. Вы не хотите с ним расставаться. И я не хочу. Думаете, у нас нет выбора? Даже если так, даже если всё предрешено, я убедился на собственной шкуре, что не всегда нужно идти на поводу желания сердца.

– Уже поздно. Когда до тебя дойдёт, что судьбу не выбирают?! – быстро заводился главарь, уставая от однообразных споров. – Ты не сможешь её обмануть. Этот процесс необратим, – Син Ву Цзянь упорно склонял юношу прислушаться к нему и больше не воевать с ветряными мельницами.

Юн Сик опустил взгляд и засмеялся, словно предугадывая речь господина.

– Вы ничем не отличаетесь от тех, кто принуждает других пойти по их пути и заставляет делать то, что сами не смогли, – Джун продолжал сопротивляться.

– Кто тебе дал право так со мной разговаривать?

– Вы. Я ведь прав? Сын должен сделать то, на что не хватило ни смелости, ни сил у отца. Только я – не ваш сын. Я – ваш соперник. И в деле и в любви, – с вызовом ответил юноша.

– А потянешь, сопляк?

– Разве у меня есть выбор? Как вы сказали – судьбу не выбирают. Видимо, моя судьба – превзойти вас во всём и стать ещё беспощаднее к себе, чем вы.

– Зачем ты это делаешь? – испугался главарь.

Юн Сик замолчал. В его голове возникали разные варианты ответов, но все они были лживыми, рожденными совестью, а не честностью.

– Вы никогда не думали, что моя судьба – повторить вашу? Может быть, поэтому мы с вами встретились? Возможно, он был только для того, чтобы породнить нас? Связать одной цепью, которая держит крепче, чем родная кровь?

– Не смей. Слышишь? Не смей так думать!

– Я пойду. Да, кстати, у меня самый высокий бал по успеваемости. Странно, правда? Мы можем иметь то, что для нас неважно, а то, без чего мы жизни не представляем, всегда неуловимо. У вас есть безграничная власть, а вы спрятались от мира в маленьком домике в Шанхае. И мне точно так же, как и вам, плевать на эти баллы. Не говорите ему. Это временная слабость. Вам–то должно быть известно. И скиньте мне на почту документы, я просмотрю. Действительно, какая разница, из какой я семьи?

Неуловимо, еле слышно Юн Сик вышел из маленького кабинета Син Ву Цзяня.

– Когда же твоё сердце оттает? – тихо, в страхе проговорил мужчина.

Юноша был прав, заметив, что шеф прячется от жизни здесь – в его доме. Изменились не только вычурные, помпезные стены, окружавшие ранее привередливого эстета. Изменился он сам, сменив огромный кабинет на маленькую уютную комнату в доме Джуна. Вместо поставок главу мафии больше волновали увлечения его протеже и успехи в учёбе. Неужели он слишком медлил и потерял контроль не только над Юн Сиком, но и над делами Триады? Мужчину ничуть не напугал вчерашний припадок Джуна, наоборот, Син Ву Цзянь был рад, что тому удалось, наконец, дать волю эмоциям и чувствам, но то, что произошло сейчас, тревожило и подталкивало господина к решительным мерам. Джун впадает в уныние и безразличие. Он медленно умирает. В какой момент Син упустил это из вида? Ещё буквально до недавнего времени парнишка, пусть и притворялся и жил своими мечтами, но он жил! Но стоило сорвать с его лица маску, как Син увидел в нём себя прошлого. Этот безразличный холодный взгляд, был ему знаком. Он видел его давным–давно в своём отражении, когда остался совершенно один и променял душевную боль на ненависть к миру. Свято место пусто не бывает. Если в сердце нет любви, на смену ей приходит ненависть. Что–то должно питать человека, давая ему силы жить дальше. Страшные мысли чёрной тучей нависли над главарём. Он схватил телефон и быстро набрал знакомый номер.

– Мне некогда с тобой цацкаться, – Син Ву Цзянь останавливал обрушившуюся недовольную тираду Ли.

– Что случилось? У меня люди, говори быстрее, – торопил его хирург.

– Ответь мне честно.

– Да что ещё?

– Замолчи и слушай! – рявкнул Син. – Ты ждал меня?

– Так мне ответить или замолчать? – недовольно пробурчал мужской голос в трубке. – О чём речь?

– Не притворяйся, что не понимаешь. Ты меня ждал? – с нажимом, выходя из себя от нетерпения, спросил главарь.

Молчание. Ли осознал, впитал в себя вопрос мужчины и затих. Он не мог сообразить, с какой целью Син об этом спрашивает?

– Не говори глупостей, – вернув самообладание, ответил Ли. – Я тебя ненавидел. Ждал? – он наигранно засмеялся.

– Оставь эти притворства до нашей встречи. Потом поиграем. Ответь мне честно, за все пятнадцать лет… Ты ждал, что я приду? – так же серьёзно Син Ву Цзянь вынуждал Джианга признаться. – Твою мать! Тебе что, трудно ответить?!

– Да! – не сдержался мужчина. – Чего ты хочешь? Ты ещё долго будешь меня доставать? Какое это сейчас имеет значение?

– Так ты ждал? – предугадывая ответ, Син всё равно искренне удивился ему.

– Почему тебя это удивляет? Ты всё знал. Как я мог не ждать?

Теперь молчал Син Ву Цзянь, переваривая услышанное, вспоминая, как он страшился подойти к Ли на пушечный выстрел, дабы не причинить ему вреда. А тот в этот момент, оказывается, ждал от любовника активных действий.

– Помнишь то время?

– Ты серьёзно? Хочешь поностальгировать? – ужасался странному диалогу хирург. – На часах девять утра.

– Он ждёт тебя, – главарь пошёл ва–банк, и Ли вмиг притих. – Каждый день. Я обещал ничего не рассказывать тебе, но я поклялся тебе сохранить его. Джианг, я его теряю. Мы его теряем. Меня как будто наказывают снова и снова. Мне кажется, глядя на него, я вижу прошлого тебя, себя. К чему мы с тобой пришли? Разве это жизнь? Я тебя спрашиваю, разве это жизнь?! На что ты его обрекаешь?! Неужели нужно загубить и его душу, чтобы понять очевидное?

– На фотографиях… он выглядит счастливым, – ошарашено размышлял вслух уставший мужчина.

– Потому что он знает, что я снимаю их для тебя. Короткой верёвкой с глубины ничего не достанешь. Как бы ты ни старался, но есть вещи, которые тебе не пол силу. Всё, что ты делаешь – повторяешь мои ошибки. Ты не для него стараешься, а для себя.

– Если я приеду, это убьёт его, – Ли убеждал Син Ву Цзяня или себя?

– Ты уже его убиваешь, как морскую птицу. Помнишь эту притчу? Ты часто, когда я был пьян, читал мне разные байки. Я их все помню. Наизусть. Знал, что не просто так ты мне их рассказываешь. Но тогда я притворялся пьяным и глупым, потому что был тем самым эгоистичным правителем.

– Лу. Его звали Лу, – задумчиво, вспоминая прошлое, машинально ответил хирург.

– Точно, Лу.

– Он кормил морскую птицу самым лучшим мясом, исполнял ей священные мелодии, собрал людей, чтобы воздать ей почести.

– А она не притронулась к еде и умерла через три дня, – быстро и нервно закончил притчу главарь. – Потому что он заботился только о себе. Если бы он думал о ней, он бы дал этой птице той пищи и тех благ, в которых она нуждалась. Если бы я приехал за тобой, что–то изменилось бы в твоей жизни?

– Мне пора, – быстро отключился хирург.

– Не клади трубку. Джианг! Зараза! Не клади трубку.

Син немедленно принялся перезванивать строптивому мужчине, но абонент был уже недоступен.

Озеленение участка никак не заканчивалось. Джун использовал каждый квадратный метр, чтобы зародить на нём новую жизнь цветов и плодоносных кустарников. Син Ву Цзянь ругался, что юный агроном не по назначению применяет грубую мужскую силу его подчинённых в своих «детских забавах», как выражался мужчина. На что Джун смело заявлял, что это – плата за проживание, и вместо того, чтобы сутки напролёт играть в покер, пусть эти детины занимаются чем–то полезным.

Экзамены подходили к концу, Юн Сика ждала летняя практика, и ему снова будет не до облагораживания участка. Внимая голосу разума и совести, Син позволил новоиспечённому адвокату поработать на правительство, не используя свои связи и власть. Молодой человек без раздумий принял этот щедрый подарок, догадываясь, как нелегко было господину отдать, пусть и на время, мозги своего подопечного в руки противников. Сын мафии, работающий на государство. Син Ву Цзянь представлял, как член Триады втирается в доверие к чиновникам. От одной мысли об этом его раздирал хохот.

Наставник курил на балконе, наблюдая, как Юн Сику нравится командовать послушными бугаями. Они его зауважали, когда однажды молодой хозяин вернулся ночью не в духе и, в очередной раз обнаружив беспорядок в гостиной, по–пьяни ввязался в драку с одним из них, не испугавшись разницы ни в весе, ни в умениях. Этот паршивец каким–то образом умудрялся уложить на лопатки даже здорового трезвого детину. Да что говорить? Сам Син Ву Цзянь был уложен им уже давным–давно. Обретение наследника стало апогеем радости одинокого мужчины. Шеф готов был вечность смотреть, как Юн Сик раздаёт приказы, и курить, курить, греясь на балконе под ещё скромными лучами весеннего солнца.

Он не понял, что произошло, но застыл в тревожном ожидании. Точно так же, как Джун. Сигаретный дым ровной линией разрезал ясное небо. Казалось, весь мир замер, боясь сделать вдох. С опаской последовав за ошарашенным взглядом Юн Сика, Син Ву Цзянь упёрся глазами в силуэт мужчины – гостя, появившегося из ниоткуда, словно маг или чародей. Тот не двигался, повторяя движения хозяина дома. Они стояли друг напротив друга, бесконечно долго вглядываясь в любимые родные черты.