Волосы цвета пшеничных полей. Глава 7 ГДЕ ЖЕ ТЫ, МЕЧТА?

Глава 7. ГДЕ ЖЕ ТЫ, МЕЧТА?

Серёжка даже не расстроился, когда Паша запретил приходить к нему домой. У взрослых, а Серёга почему–то до сих пор причислял себя к другой категории, на уме одни проблемы и выдуманные зашоренным сознанием трудности. Ну, денёк–другой повыделывается несговорчивый председатель, а ныне секс–друг, соскучится, как следует, и Серёга тут как тут объявится на пороге с бутылкой домашнего вина, тортом и яблоками для Зевса и Роксаны в честь своего совершеннолетия. Таким был план малолетнего налётчика, не знавшего ранее ничего, кроме побед. Не то, чтобы Серёжка не думал о чувствах Паши. Думал. И много. Новый председатель, по всей видимости, уставший и истощённый одиночеством, втрескался в первого попавшего паренька и теперь убеждён, что это навсегда. По плану Серёжка должен был открыть Паше глаза на то, что у того к юноше всего лишь влечение, желание, интерес, голод, в конце концов, утолив который Паша быстро к нему охладеет. Серёга был в этом убежден, поскольку во всём опирался на свои собственные ощущения, ещё не догадываясь, а может быть, не желая принимать тот факт, что Паша – совсем другой, иной, и его чувства для молодого юнца – чужой непостижимый мир. Не все люди испытывают похожие эмоции, а проблемы не всегда являются надуманными и легко решаемыми. Серёга же не допускал и мысли о том, что бывают задачи, которым никогда не найти решения. У подростка на всё было своё мнение и непоколебимая уверенность, что он постиг истину, когда взрослые заняты лишь тем, чтобы сильнее себя запутать. Или он снова, как наивный и упрямый ребёнок, отрицает очевидное, не принимая чужую реальность?

Первый день в разлуке прошёл быстро. С утра Серёга украдкой от бабули рассматривал своё обнажённое, как ему виделось, новое тело после того, как он по–настоящему стал мужчиной. Бёдра вдруг стали крепче, и бицепсы выглядели мощнее и внушительнее. Неужели на мужчинах так сказывается их первый секс? Умом он понимал, что внешне он остался прежним, но что–то перемкнуло в голове, и Серёга в отражении вдруг стал видеть уверенного и красивого парня, которого, по правде говоря, до недавнего времени смущался и стеснялся. Теперь же уверенности было столько, что новоиспечённый любовник твёрдо решил не откладывать свидание с Милкой в долгий ящик и сделать её своей в этот же вечер. Но как только он начинал думать о девушке, предательская память вырисовывала лицо близкого друга, и вина перед ним вмиг стирала романтические образы. Серёжке казалось, что после ночи любви в палатке он как будто бы стал слышать внутренний голос Паши, тот самый, который взрослый мужчина удерживает в себе, скрывая от посторонних. В юноше родились чувства, неведомые ему ранее, и он был убеждён, что каким–то образом подключился к Паше. Другого объяснения Серёга не находил. Теперь молодого человека мотало из стороны в сторону: он то летал в любовной эйфории, предвкушая долгожданный вечер с Милкой, то останавливался, садился и зависал на несколько минут, думая о первом любовнике, проживая странные эмоции, пытаясь понять их природу.

В первый день у Серёги ничего не получилось. Милка уехала с родителями на ярмарку в город на целые сутки. Заведённый парень, как перекачанный мяч, носился повсюду, расплёскивая накопившуюся энергию на любые дела, лишь бы не сидеть на месте. Он готов был взорваться от перевозбуждения, накачивая себя эротическими фантазиями, которым сегодняшней ночью выхода не будет. Уже перед сном он тихонько удовлетворял себя под одеялом, опасаясь, только бы бабуля не услышала и без стука не нагрянула в его комнату. Та и так стала посматривать на внука с подозрительным прищуром, словно читала его пошлые мыслишки. Но Серёжка всё равно не мог сдержаться и раз пять представил, как берёт Милку в разных позах. Раньше ему совестно было даже подумать об этом! Он мнил себя извращенцем, недостойным прекрасной, невинной девчушки. Теперь же с уверенностью в себе одновременно пришло и позволение освободить все безнравственные мысли, дать им волю и насладиться ими досыта, удовлетворяя жажду неутолимой юношеской похоти.

Два дня Серёга, как одержимый, думал об одном и том же, напрочь забывая о Паше. Все мысли и желания собрались в букет разнотравья, распустившийся в душе парня, как на бескрайних полях его родной деревни. Он спешил подарить этот букет одной единственной. Милка, словно чувствуя настрой Серёги, приоделась на свидание, тут же оправдывая свой поступок тем, что не успела переодеться после возвращения из города. Серёжка знал, что все деревенские девчонки помешаны на этом городе и наряжаются туда, как на свадьбу. Городские же девушки, что интересно, наоборот, ходят, в чём попало, и платья надевают только по особым случаям. Ещё и по этой причине ему никто не нравился ни в классе, ни на районе, где жил деревенский парень: все выглядят, как инкубаторские, и все прячут свои прелести. Хоть бы шорты летом надевали, что ли. Ан нет! Теперь даже загорать не в моде. Ходят все белые, словно полумёртвые, с фиолетовыми ногтями, как у покойников. То ли дело Милка – живая! Летом она, как циганка: смуглая с чёрными, как смоль, волосами до самой попы и большими голубыми глазами, которые на фоне загорелой кожи выделялись особенно ярко и становились ещё голубее и прозрачнее, как родниковая вода. Смуглые ножки под белым летним платьицем захватили Серёгу в плен, и тот ничего не мог с собой поделать, неотрывно наблюдая, как при ходьбе край белой хлопковой ткани тёрся о её округлые, соблазнительные бёдра. Как голодный волк, он шёл следом, не ускоряя шага, давясь слюной, понимая, что очень скоро он сам станет этой тоненькой белой тканью, струящейся по аппетитному телу молодой девушки.

Она много говорила. Серёга ничего не слышал. Понимая, что девушке необходимо выговориться, он смирно терпел и ждал своей очереди проявить себя, как мужчина, когда та наговорится. Ещё дед частенько повторял, когда мирился с бабулей, что перво–наперво, если хочешь завоевать расположение бабы, нужно стойко выдержать её словесный поединок, в который ни в коем случае нельзя вступать, она сама за тебя всё скажет. И вот когда наговорится, когда начнёт жеманничать, тогда нужно брать быстро и смело, пока не начнётся второй акт пьесы театра одного актёра. Но, то ли Милка была не такая, как все, то ли дед был неправ, но девушка целенаправленно шла к зерновым амбарам. Серёга и сам рассматривал это место для свидания, но не думал, что Милка настолько смелая или догадливая, что самолично приведёт Серёгу именно туда. Как она объяснила, здесь собираются все парочки деревни. Но только она знала местечко, куда не забрёдет ни один чужак. И вроде бы Серёгу это должно было расслабить и даже порадовать, что его подруга детства участвует с ним заодно в маленьком остросюжетном эротическом приключении, однако что–то внутри него вдруг ударило по тормозам. Милка сразу обратила на это внимание и рискнула взять инициативу в свои руки. Пройдя в старый отсек, где хранилось ещё прошлогоднее зерно, она, словно проделывая это уже не в первый раз, встала посреди огромной деревянной постройки в то самое место, куда падал холодный свет луны, и начала медленно снимать с себя то самое белое лёгкое платьице. Оказалось, под ним не было белья. Серега задохнулся от увиденного, словно ныряльщик, который долгое время оставался без воздуха и вдруг хватанул чистого кислорода. И вроде он хотел, нет, нуждался в этом вдохе, но почему этот лёгкий ветерок вдруг стал ураганом, сметающим волнующее трепетное предвкушение, резко обрывающим лепестки на ромашке, сдувающим пух с одуванчика, оставляющим лишь тоскливое чувство придуманного им образа? Милка вдруг стала другой. Он продолжал стоять с открытым ртом, онемевший и обезоруженный её смелостью. Её красивые плавные изгибы вызывали в голове дикое желание, но телом Серёга на неё не откликнулся. Он испугался. Охотничий режим отключился, и юноша снова почувствовал себя сопливым малолеткой, каким, в принципе, всегда ощущал себя рядом с этой девушкой. Что с ним не так? Он добился, чего хотел! Он даже знает, как сделать приятно не только себе! Какая у неё красивая грудь! Маленькие холмики торчали прямо в его сторону, умоляя подойди и сжать их сильной, грубой юношеской ладонью. Какой нежный животик. Серёжка, глядя на него, физически ощущал его мягкость и упругость, представляя в голове перину, на которую он падёт и утонет в нежных ощущениях. Светлый бритый треугольник сбивал с толку, вызывая смешанные чувства, и уже в этот момент Серёжка всё понял, но гнал от себя неприятные мысли, оправдывая очевидное, понимая, что Милка давно уже не так невинна, как он представлял в своём чудном, сказочном воображении.

Пересиливая себя, он подошёл ближе, хотя её манящая улыбка, наоборот, отпугивала чрезмерной уверенностью и решимостью. Он точно знал, что эту улыбку не он увидел в первый раз. И судя по её бесстрашию, так Милка улыбалась часто. Серёжка вдруг стал винить себя. Почему он такой ханжа? Что за ограничения стоят в его голове? Ведь он сам буквально пару дней назад переспал с другим человеком! И не просто с человеком, а с мужчиной. Что–что, а со стороны это может показаться куда более безобразным поступком. Но себя он оправдывает, а Милку осуждает. Эта мысль дала надежду, и юноша быстро оказался рядом с желанным телом и положил руку на грудь девушки. И снова ему не хватает воздуха. Что–то запретное он делает, что–то неправильное. Девушка приблизилась вплотную и поцеловала нерадивого друга, убеждённая, что тот, как и обычно, стесняется своих желаний. Но Серёжка не стеснялся. Его затрясло, но остановить Милку он не решился, ещё надеясь, что сможет освободиться от пут глупого, сентиментально–наивного простачка. Тело хотело оттолкнуть умелую совратительницу, а сознание насильно заставляло его прижимать её крепче к напряжённому, дубовому телу и грубо целовать её пухлые, обманчиво–детские губки, наказывая это прекрасное создание за её несовершенство.

Он старался! Видит Бог, он старался в те минуты перешить, перестроить себя! Но желание, как долгожданный корабль, снова ушло за горизонт, оставляя мальчишку одного на необитаемом острове своих любовных переживаний.

Серёжка на несколько дней спрятался в старом сарае, где когда–то, когда был жив дед, обитала скотина. После смерти мужа Мария Степановна всё распродала, будучи не в силах самостоятельно вести хозяйство. А постройки остались. На какое–то время это место стало безопасным пристанищем мальчишки, ребёнка, которого, как будто бы насильно, заставили повзрослеть. С Милкой так ничего и не вышло. От колебаний юноши она стала нервничать, злиться, вдруг стала чужой. Не желая больше мучить себя, Серёга оттолкнул её и заставил одеться. Домой они шли молча, хороня по пути свою многолетнюю дружбу и несостоявшуюся романтическую любовную связь. Она ничего не сказала, не объяснила, а Серёжка и не хотел ничего знать. Его детский воздушный мир лопнул, как мыльный пузырь.

Он не вспоминал о Паше, окончательно погрузившись в безнадёжную юношескую депрессию, казавшуюся ему бесконечной. Серёга чувствовал себя обманутым своими же собственными ожиданиями. Бабуля, догадываясь, что твориться с внуком, не тревожила его, уже предполагая, о какую реальность обжёгся её внук. Только Серёга мог игнорировать слухи и пересуды, стаями птиц щебечущие по округе. Но то его история. Посидит, погорюет и вернётся к прежней жизни. Не он первый, не он последний из страдальцев, проживающих крах хрупкого детского мира. Озабоченный горем, Серёга всех и вся слушал в пол уха. Он старательно исполнял указания бабули: починил крыльцо, побелил в доме стены, потолки, и всё на автомате. Прозорливая старушка часто напоминала об обязанностях у председателя, на что Серёга отвечал коротко: «Я ему больше не нужен». Пожилая женщина не лезла с расспросами, давно приученная к тому, что если мужчина что–то и натворил, на то у него были веские причины. А значит, раз внук теперь не бегает на работу к Павлу Александровичу, то это его осознанное решение.

С момента, как Серёжка не видел Пашу, прошло пять дней. Неисправимый романтик всё так же хандрил, не сопротивляясь приступам лёгкой меланхолии, до тех пор, пока не пойдя к Вареникам за молоком он услышал деревенскую сплетню, что новый председатель мол продал совхоз и уже сидит на чемоданах в ожидании новых хозяев, которые его заменят. «Не собрать ему нынче урожай», – услышал Серёжка громкий циничный хохот.

– Как не собрать? – опешил Серёжка, вклинившись в разговор двух мужчин. Те стояли посреди пыльной просёлочной дороги, бурно обсуждая последние новости деревни. Услышав имя Паши, Серёга, как овчарка, набросился на мужиков.

– А ты чё, не в курсе? – говорил один, тот, что помассивнее да пожирнее. – Вроде как на него работаешь, должен знать. Он же всё по судам бегал. Наверное, как и прошлый председатель, нажиться хотел на безграмотном народе. Да не вышло. Объявился настоящий хозяин и пинка ему дал.

– Да хороший он мужик, чё ты? – спорил с ним другой, тот что поменьше да худощавее.

– Хороший, не хороший,  а судьям лучше знать. Там грамотные сидят. Говорят, он чужое себе присвоить хотел. Ишь, какой! Молодой, городской! – жонглируя сплетнями оперировал ими, словно фактами, толстяк. – Ещё и не пьёт, – махнул он рукой. – Подозрительный тип.

– Да не, не похож он на такого. Слишком добросердечный, мягкий он. Не верю я. А то что не пьёт, так может у него болезнь какая, а ты человека сразу списал. Сегодня не пьёт, завтра от горлышка не оттянешь. Ещё неизвестно, что лучше, – сплюнул щуплый, вспоминая, что у него кое–где залежалась заначка.

– Такие как раз и оказываются преступниками и ворами. Появился тут, пыль в глаза пустил, овечкой прикинулся, а землю то чужую себе присвоил.

– Так он же не для себя, для нас! Тьфу, чё ты мелешь?! Земля, наконец, вздохнула и мы вместе с ней.

– Как знаешь. Вот на таких идиотах, как ты, умники, вроде него, деньги и делают. А вы и рот раскрыли.

– Так что с ним? – Серёжка поторапливал мужчину, заставляя того говорить быстрее и по существу.

– Что–что? Вчера слышал, что сегодня уезжает он. Мол, видели, что потихоньку вывозит из дома мебель.

– Какую мебель? У него не было ничего, – возмутился парень.

– Ну, тогда не было, а сейчас есть. Говорю же, воры вокруг.

– Противно тебя слушать, – вспылил худой. – Воры у него везде мерещатся. Ты когда косу мне вернёшь? Месяц уже прошёл, всё завтраками кормишь.

– Так я же отдал! Сразу же, – защищался сплетник.

– Ты чё врешь? Не было такого.

– Хочешь с меня ещё одну поиметь? – пухлый насупил густые чёрные брови, отчего его лицо стало выглядеть, как у Карабаса–Барабаса. – Отдавал, говорю! Воры одни вокруг.

– Ты мне зубы не заговаривай! – не сдавался храбрый угловатый мужичок.

 

Серёжка не стал дослушивать перепалку и помчался домой на всех парах. Выведал у бабули последние новости о председателе, а та лишь повторяла одно и то же: «Да слухи всё это Серёжа, не верь». Однако в том, что Паша уезжает, сомнений у неё почему–то не было.

Серёжку вмиг подхватил сильный ветер и понёс в сторону старой усадьбы по склону к самой реке. И снова сквозь солнце с голубого неба хлынул нежданный дождь. Туча летела за Серёжкой, играя с ним в догонялки, вырисовывая радуги на его пути. А тот бежал без оглядки и совсем не от тучи, а к тому, кого вдруг внезапно захотелось обнять и остановить. И пусть они снова промокнут под проливным любопытным дождём, пусть это выглядит странным даже для самого юноши, но такой уверенности и решительности он не испытывал с той самой ночи в палатке, когда, как сумасшедший, хотел напитаться человеком, чьи объятья подарили мальчишке опьяняющий восторг предрассветной красоты, в которой таился его покой.

Люди не соврали, рядом с домом Паши стоял фургон. Неужели Зевса и Роксану увозят? Ну что за изверг?! Влюблённая парочка только привыкла к новому месту, излюбовала здешние луга и просторы. И снова в путь? Куда?!

Не церемонясь, Серёга чуть не с ноги ворвался в дом. Паша и трое крепких полураздетых мужиков застыли на месте, обернувшись на шум. Вокруг Серёга увидел какие–то доски: то ли шкафы, то ли мебель, или что–то в этом роде, которую собирали двое из них, а третий высверливал дыру в стене над окном, расположенным у обеденного стола.

– Мужики, сходите, покурите, – распорядился хозяин дома и те, не скрывая радости на лицах, добродушно поприветствовали своего спасителя.

Обливаясь потом, мужики вышли на свежий воздух под освежающий дождь.

– Это чё? – паренёк ошалело уставился на Пашу, успокаивая дыхание.

– Что именно?

– Всё это, – Серёга стряхнул с лица влагу и раскинул руки.

– Тебя стучаться не учили?

– Мне сказали, что ты уезжаешь.

– Ну и что?

– Как что?!

Паша отвернулся, всем видом демонстрируя, что не намерен продолжать бессмысленный диалог, и возвратился к прежнему занятию вкручивания шурупов в стену, видимо, для нового круглого зеркала, стоящего у него в ногах в том самом месте, где ещё совсем недавно находился умывальник со старым обшарпанным зеркалом. Именно на нём мужчина оставлял розовые и жёлтые стикеры с посланиями для своего поварёнка. Прошло всего пять дней, а дом Паши не узнать. И Пашу не узнать. Несвойственная мужчине холодность обожгла юношу, обижая того. Каким бы безразличным Павел Александрович не хотел казаться, это был не он! Серёжка точно знает! Знает как никто, как на самом деле выглядит Паша. Вспоминая стыдливый взгляд взрослого друга, мальчишка вновь по наитию пошёл на поводу своих желаний и, подлетев к Паше, обнял того со спины и прижался к нему всем телом. Он хотел поддержать его, подбодрить, спасти. От кого? А вышло так, что он сам будто бы просит о спасении, цепляясь за мужчину, как клещ.

– Ты скучал по мне?

Паша замер, почувствовав на шее горячее дыхание, а спиной прохладную влагу, постепенно впитывающуюся в его футболку.

– Сюда могут зайти в любую минуту.

– Мне всё равно. Ты не знаешь, что мне пришлось пережить за эти дни, – манипулировал хитрец, останавливая твёрдое намерение мужчины разомкнуть цепкие руки на его груди.

– Я не ем мясо, – спустя долгую предолгую, почти бесконечную паузу признался Паша.

– Это мы ещё посмотрим.

– Я люблю ходить нагишом.

– Мне нравится, когда ты голый. Я часто вижу тебя голым. Уже привык, если честно.

– Я храплю.

– Мне нравится, когда храпят.

– Я – мужчина!

– Мне нравятся мужчины! Как выяснилось, – скромно добавил Сергей.

– Серёга, я хочу, чтобы ты был счастлив.

– Я тоже этого хочу! Видишь, мы хотим одного и того же, – уговаривал и воодушевлял он осторожного взрослого.

– А как же Милка?

Серёга отпустил Пашу, понурил голову и тяжко вздохнул. А потом вдруг улыбнулся, как ни в чём не бывало, и заглянул в лицо родного человека.

– Мне кажется, я люблю тебя. Но это не точно. Поэтому мне нужна твоя помощь, чтобы  во всём разобраться.