11-12 главы. О слонах и кроликах.
Серёжка испуганно попятился назад, как воробей, недоверчиво нахохлившийся на чужака. Он быстро сообразил, что Паша не шутит, и что любовный свет обжигающе знойного солнца над ними потух.
— Я не боюсь трудностей, — мальчишка держался из последних сил, не сдавая позиций. — Решил меня проверить? Давай, рискни! Посмотрим, кто первый сдастся.
— Я не воюю с тобой. Не проверяю. Пойми уже.
— Да? А выглядит так, будто я должен тебя заслужить.
— Не говори ерунды. Я волнуюсь за тебя, глупый! – силы самого Паши были на исходе. Лишать любимого себя было чертовски больно. — Ты не поймёшь… Не поймёшь меня, пока сам не пройдёшь то же самое! А я не хочу, чтобы ты с моей подачи сошёл на эту скользкую дорожку. Если сейчас тебя не предупредить, не рассказать, как всё устроено на самом деле, ты можешь на всю жизнь остаться один… Как я.
— Неудивительно, что ты один. Ты же всех отталкиваешь. Я не такой!
— Разве? А дружба с Милкой выдержит твоего чванства?
— Я. Я… — не находился парень.
— Они не изменятся. Даже не надейся! Начнёшь ломать себя под них, максимум, кем ты станешь – пищей. Да-да, той самой. Пока их раздирает любопытство, они будут жрать тебя, притворяясь друзьями. Потом начнут смачно обсасывать каждый твой поступок, вплоть до того, с кем ты спишь, кого любишь. Из твоей любви они сделают представление, цирк. Это будет продолжаться долго, нудно, ведь у них нет своей жизни. Им нужен кто-то, чтобы оправдывать свою неполноценность. И чем сильнее они ненавидят себя, тем смачнее будут обгладывать тебя так, что потом сам себя не узнаешь, — Паша усилием воли сбавлял темп. Разговоры о наболевшем делали его шумным и нервным. — Я не ем мяса, потому что однажды почувствовал себя той самой скотиной, на которую охотятся ради забавы, утоляя извращённое любопытство. Каких бы высот ты не достиг, на тебя всегда будут смотреть, как на экспонат. А когда насмотрятся, нажрутся до отвала, до рыготины, выплюнут, не жалея, потому что таких уродцев в цирке, как я, неполноценных в любви, полным-полно. Не дай Бог, ты окажешься посреди скотобойни в окружении близких людей.
Сердце Серёжки сжалось до крохотной точки, свинцом пульсирующей в груди. Он почему-то хотел плакать, хотя не понял ни единого слова из того, что сказал Паша. Он просто почувствовал боль мужчины, как свою собственную, как тогда в реке.
— Расскажи мне о себе, — забыв о предосторожности, Серёжка близко подошёл к Паше и взял его за руки, как обычно делают дети, когда зовут гулять друзей.
— Самое главное я уже давно рассказал. Вот ты и влюбился, — горько, но по-тёплому улыбнулся Паша.
Серёжка усмехнулся правде.
— Я был прав.
— Ты опять за своё?
— Маленький. Поэтому ты такой крохотный? Потому что у тебя брали, брали, брали, но ничего не отдавали взамен? А ты и не просил. Почему ты не просишь? Смотри, какой я наглый! – парень разошёлся и ударил себя в грудь. — Захотел – взял! Ещё чего я спрашивать буду. Бери! Бери! Ну, возьми же меня! – умолял Сергей. — Я хочу быть съеден тобой. Не кем-то, а только тобой. Я так хочу!
— Не могу.
— Почему?
— Не имею права.
— Я дал тебе это право! Только я могу решать за себя! Возьми меня. Мне так хочется, чтобы ты говорил, нет, требовал! Знаешь, я тогда горы сверну. Докажу, что не обязательно жить среди этих злых людей, про кого ты рассказал, чтобы быть счастливым!
— Тогда ты останешься один.
— Не-а. Ты всегда будешь рядом. Разве этого мало?
— Почему ты уверен, что я именно тот, кто тебе нужен?
— А в этом обязательно нужно быть уверенным? – теперь Серёжка повысил голос. Когда он злился, то морщил лоб и выглядел лет на пять старше, отчего слова его набирали вес. — Я там, где мне хорошо. После смерти деда я думал, что всё, теперь я и взаправду сирота. Мамка с бабулей не в счёт. Они давно смирились с тем, что не живут. Я их не осуждаю. Но вот дед… Он до последнего сражался, боролся за идею. Я, правда, так и не понял, за какую, да это и не важно. Он сражался! И я не отступлю. Чем больше ты усложняешь мне путь, тем интереснее. Сдавайся. Я тебя не предам, — Серёжка осмелел и крепко обнял Пашу.
— Поклянись, — Паша перехватил сильные руки парня, не позволяя тому взять над ним контроль.
— В чём?
— Что когда ты изменишь своё решение, а ты его изменишь, ты спокойно, без зазрения совести забудешь про меня.
— Не понял. Почему мне нужно про тебя забыть?
— Просто пообещай.
— Проще простого! Обещаю, — не задумываясь, бросался словами юноша. — Но я знаю, что этого никогда не случится.
— Только не забудь об этом. Обещаешь?
— Да обещаю, обещаю, обещаю!
Паша убрал волосы с лица любимого вредного мальчика. Серёжка снова засветился надеждой.
— Первый роман, он всегда особенный, — пытался объяснить мужчина. — Жгучий, как выжженная на мягкой девственной плоти татуировка, которую ты всю жизнь будешь носить на сердце, эгоистично скрывая от посторонних глаз. Но это только начало. Он важен ещё и потому, что останется первым среди множества бесчисленных других. Я бы очень хотел стать твоим первым, но, Серёжка, не единственным.
— Ты в меня не веришь, — в голосе прозвучала досада.
— Верю! – поспешил ответить Паша. — Это же — первая любовь. Бесконечные клятвы, безусловные и смелые признания… Больше никто никогда не услышит их от тебя. Только я. Вот ты говоришь, что мне не хватает смелости попросить. Ты не видишь, а я уже давно замахнулся на самое ценное, что ты можешь мне дать. Я хочу стать твоей первой любовью. Хочу, чтобы все импульсивные, самые щедрые обещания, молчаливые и страстные, достались только мне, а не другой. Когда-то ты будешь чьим-то парнем, мужем, отцом, а я навсегда останусь твоей первой любовью. Ради этого я готов рискнуть.
Серёжка снова нахмурился. Он по-прежнему не понимал, как Паша думает, как размышляет, но ход мыслей мужчины ясно освещал их будущее, которого, по всей видимости, у них нет.
— Но у этой первой любви есть срок годности? Так?
— До конца августа. Ты ведь этого хотел изначально. Иначе она не была бы такой яркой и незабываемой. Почему нет? – слишком просто и обыденно для первой любви сказал Паша. – Я согласен. Я хочу. Хочу сойти с ума, да так, чтобы долго-долго вспоминать о нашем безумном лете. Хочу сделать столько, чтобы на всю жизнь хватило. Хочу воплотить с любимым все свои мечты.
— А какая у тебя мечта? – Серёга держался, не расстраиваясь раньше времени.
— Сначала ты.
— Мою ты знаешь: хочу, чтобы мы любили друг друга. Вот без этого всего, — возмущённо добавил Серёжка. — Ну, а твоя? Твоя какая?
— Я уже сказал – стать твоей первой любовью. Первым во всём, в своём роде единственным.
— Это исполнить проще простого. А что ещё?
— Серёжка, — Паша усердно подбирал слова, словно обезвреживая бомбу. — Если когда-нибудь ты захочешь вновь меня увидеть – не приезжай.
— Это твоя мечта? – рассердился Серёжка.
— Я много прошу, да?
— Очень! Я не хочу её исполнять! – парень отлетел на несколько метров. Зевс и Роксана снова переглянулись и уставились на молодого хозяина. Тому стало стыдно, и он затих, уже догадываясь, что чем импульсивнее себя ведёт, тем меньше получит в итоге. Здесь необходимо было играть по Пашиным правилам, притворяясь рассудительным и спокойным. — Это твоё условие, так? И мы с тобой больше никогда-никогда не увидимся?
— Может быть, когда-нибудь… Но точно не раньше, чем через пять лет.
— Ты всё-таки хочешь меня проверить? Проверить меня на надежность. Хм, — Серёжка по-взрослому хмыкнул. – Ну, дела… Я о таком даже и подумать не мог. То есть, если после института я приеду обратно, то ты меня не прогонишь?
— Посмотрим.
— Нет уж! Говори точнее! – снаряд юношеского протеста снова взорвался. Мы, между прочим, о моей жизни сейчас говорим. Это целых пять лет!
— Хорошо. Если через пять лет ты вернёшься сюда, я сделаю всё, о чём попросишь, и впредь буду делать так, как скажешь, – Паша наивно давал обещания, войдя в тонкую игру первой любви.
— Всегда-всегда? Что бы я ни сказал, всё выполнишь?
— Клянусь.
— Ты ставишь надо мной эксперимент, — Серёжка обнял Пашу и положил голову ему на грудь. Он так устал. — Бесчеловечный эксперимент.
Мальчишка заплакал. Он даже не старался скрыть этого. Он получил Пашу, как хотел, и, одновременно с этим, потерял его.
— Чего ты ревёшь?
— Я с тобой прощаюсь, — хлюпал носом честный, чересчур открытый юноша.
— Рано ещё прощаться, — в горле Паши засаднило.
— А плакать хочется сейчас. Мне что, сдерживаться?! – он несильно ударил мужчину в бок.
— Нет. Конечно, нет, — Паша ещё крепче прижал к себе любимого, подбадривая поцелуями в висок.
Сердечные баталии окончились, и Паша усадил Серёгу под дерево, всё так же крепко обнимая юношу, отдавая тому всю нежность и ласку, словно оказывая первую помощь пострадавшему.
— Это всегда так больно? – голос Серёжки изменился. Он сбросил защиту и сдался в плен жестокому взрослому.
— Что?
— Любить.
— Только в первый раз, — Паша отвечал спокойно, подавляя внутренние терзания и жжение в груди. Свою любовную немоготу он будет обхаживать после, когда останется с ней один на один. — Потом будет легче.
— Всё могло бы быть проще, — ныл взрослый ребёнок.
— Ты сказал, что не боишься боли.
— Не боюсь. Поэтому сейчас я погрущу и такое тебе до конца августа устрою! – угрожал Серёга. — До смерти меня вспоминать будешь.
Паша засмеялся.
— Почему меня это не удивляет? Мне кажется, я так к тебе привык, будто знаю тебя с самого твоего рождения.
— Объясни мне, — Серёжка крутился в его руках и под конец умостился головой на бёдрах мужчины, задрав лицо вверх, чтобы не пропустить ни единой эмоции на лице Паши. — Я всё равно не понимаю, зачем так делать? Ты же всё равно меня обнимаешь, целуешь, а потом… вот так просто бросаешь.
— Непросто. Совсем непросто. Я не бросаю тебя. Наоборот. Мне будет намного тяжелее, чем тебе.
— Зачем так издеваться над собой?
Паша какое-то время разглядывал Серёжку, размышляя о том, что можно говорить неустойчивому парнишке, а чего тому знать не стоит. Потом он наклонился и поцеловал любимого в родинку на скуле. Эта маленькая соблазнительная мушка была создана для того, чтобы привлекать к себе внимание и целовать… целовать.
— Ты спросил, почему я решил любить тебя, и сам не понял, как точно подметил мои мысли. Я ведь, правда, долго не мог решиться.
— Я был уверен, что я тебя принудил. Я ведь тебе прохода не даю.
— Серёжка, я, может, и мягкий, но пацану отпор дать могу. Не стоит меня недооценивать. Всё, что между нами было и есть — это всё мой выбор, только моё решение. Не вздумай винить себя за мои желания.
— Надеюсь, через пять лет я буду лучше тебя понимать. Этот взрослый язык – какая-то путаница. Много слов, а конкретики никакой, — парень снова ворчал, и Паша подумал, что тот быстро идёт на поправку.
— Я лишь хотел сказать, что ты — моя радость, — Паша наклонился и поцеловал Серёжу в губы.
— Так так и говори! Ещё поцелуй, — Серёжка потянулся к сладким губам, как молодой подсолнух к солнцу.
Вот сейчас Паша готов был разреветься. От счастья. Он на мгновение поймал тот удивительный миг вечности, навсегда запечатлевшийся в его памяти. Даже если мужчина забудет, как его зовут, мальчишка, без устали тянущийся к солнцу за своими желаниями, его сладкий запах и открытое светлое лицо навсегда останутся Пашиным смыслом жизни. Теперь казалось, что вся жизнь до этого и та, которая будет потом, всё сводилось к этому самому моменту – моменту истины, к осознанию того, что для кого-то он особенный, как солнце.
— Мне хорошо с тобой, — разморённый голос Серёжки лился спокойно.
Видеть его беззащитным, чуточку ранимым… Разве есть что-то более важное на этой земле?
— Я обязательно приеду, — Серёга мысленно переместился в будущее и хитро заулыбался. — Вот увидишь. Я вот сейчас подумал, что пять лет – это ерунда. Куда тяжелее тебе придётся. Ведь потом до конца жизни ты будешь мне подчиняться.
— У тебя замашки, как у рабовладельца.
— Всё так и будет. Точно тебе говорю, — радовался своему безупречному плану целеустремлённый подросток. — Расскажи, почему ты меня любишь?
— Я могу по минутам расписать наши дни до конца месяца, — Паша неторопливо гладил пальцами влажные волосы юноши, распутывая их, утешая больше себя, чем Серёгу, смягчая удар реальности. — Я знаю, что мы будем делать, как. О чём говорить и о чём молчать. Как будем слышать боль и злость друг в друге. Ты до последнего будешь верить, что сможешь доказать мне свою верность, и я буду верить тебе. Я даже знаю, как пройдут в разлуке сентябрь, октябрь, ноябрь… Как на Новый Год ты будешь пялиться в сотовый и кусать губы, проглатывая отрепетированные слова. Как будешь заламывать пальцы на руках, удерживаясь от желания схватить эту чёртову трубку и набрать мой номер. Как будешь звонить с других номеров, чтобы услышать мой голос. Как по весне у тебя начнётся жуткая ломка, и ты захочешь всё бросить и примчаться сюда, в деревню, ко мне и Зевсу с Роксаной. Как будешь уговаривать себя не совершать опрометчивых поступков, ведь ты же упёртый, пообещал, а значит, точно выполнишь наш уговор, — Паша глотал подступающие слёзы. — Рядом с тобой будут люди, новые знакомые. Постепенно, ты даже не заметишь, как они станут твоими друзьями. А самая красивая девчонка на факультете однажды точно так же, как Милка, разденется перед тобой. И ты вспомнишь амбар. Потом с тоской вспомнишь обо мне и впервые поймёшь, что обнажённая девчонка напротив совсем не напоминает Милку, и что она очень даже ничего. В тебе проснётся мужчина, охотник. Захочется завоевать новое пространство, распробовать новую любовь, проверить себя, как будто ты обрёл новую силу. И ты с легкостью всего добьешься. Поверь мне. Это сейчас ты для них — изгой. Потом они, каждый из них, будут равняться на тебя и уважать. Девчонки в ряд выстроятся в ожидании одного твоего взгляда, когда ты будешь выбирать одну единственную. И ты её выберешь, ведь ты по-прежнему будешь относиться ко всему серьёзно, чем покоришь не только сверстников, но и преподавателей. Тебя ждёт увлекательная, интересная учёба. Ты не остановишься на достигнутом и будешь так же, как и сейчас, смело идти вперёд. Поэтому я осмелился полюбить тебя.
— Почему? – заслушавшись мужчину, мысленно перебивая его, не соглашаясь со многими странными интерпретациями, Серёжка до жути хотел понять смысл Пашиных слов, но никак не мог ухватиться за суть.
— Ты вселяешь в меня веру в себя. Веру, что я справлюсь. Ты был прав: я сбежал, я спрятался, отгородился здесь от остального мира. Там он для меня слишком суров. Или я потерял веру в свои силы? Скорее всего, дело во мне. Я не устал, нет. Я перестал видеть смысл. И подумал, что смогу обрести этот смысл, помогая другим. Но ты напомнил мне, что жизнь — не покой и не блаженная нескончаемая радость. Эта пластилиновая жизнь не по мне. Ты напомнил, что жизнь – это вечная борьба, бесконечные конфликты с самим собой, страсть, бессонные ночи, тяжёлые мысли, запретные желания, боль… сладкая боль. Вот что такое жизнь. Я её чуть было не потерял, убегая от страха боли, пытаясь найти свой идеальный, стерильный мир. А тут ты. Весь сотканный из противоречий, наглости, нервозности, страстей на ровном месте. Ты — совсем неидеальный. Не такой, как я. Поэтому я завидую тебе. Ты не боишься жить, не боишься людей. А я испугался. Испугался так сильно, что забравшись в свой непробиваемый панцирь, чуть было не лишил себя всех чувств, чуть не лишил себя жизни.
— Это как?
— Я знаю, что теперь справлюсь с болью. Не прогоню её, не обойду стороной. Потому что сама мысль о том, что я не спасовал перед страхом любить, делает меня сильнее. Это и есть мой смысл. Всё не напрасно. И встретились мы с тобой ровно тогда, когда нам обоим нужно было найти этот новый смысл. Выбирая между болью и комфортной смертью, я выбираю боль. Она делает меня самым счастливым на свете.
— Ничего не понимаю, — путался в размышлениях Серёга. — Неужели нельзя любить без боли и не усложнять себе жизнь?
— Нельзя. То, о чём ты говоришь – всего лишь искусственно нарисованная твоим воображением картина. Но оглянись – вокруг всё живое находится в конфликте друг с другом, и со временем, нещадно убивающим это самое живое. Представь, если бы всегда было лето. Ты бы никогда не увидел зимы. Если бы нас не ждало расставание, обнимал бы ты меня так, как сейчас? Если не будет боли, откуда возьмётся радость?
— Мне сложно это понять. Я, наоборот, хочу всё упростить, чтобы было проще, чтобы не нужно было тратить время на сложности, которые, по итогу, всё равно только мешают, — напрасно спорил Серёга.
— Ты знаешь, сколько слоны вынашивают своих детёнышей?
— Долго.
— Почти два года. Кролики, к примеру, могут уложиться за двадцать дней.
— Причём здесь слоны и кролики?
— А притом, что слон доживает до восьмидесяти лет, тогда как век кролика — дай Бог, до десяти бы протянул. Так со всем. Чем больше времени и сил вкладываешь во что-то, тем больше ты будешь это ценить, тем на дольше это останется с тобой. Я сорвался, сбежал и всё равно встретил тебя. Смысл не в том, сколько мы будем любить и страдать, а в том, как это нас изменит, — Паша ласково провёл ладонью по груди юноши, обвёл светлый, затвердевший от щекотки сосок, спустился к впалому животу и накрыл его широкой ладонью. — Я хочу научить тебя всему, что знаю. Хочу научить твоё тело отзываться на ласки, быть чуть терпимее. Хочу, чтобы ты пропитался запахом моего пота. Хочу снова запомнить тебя в себе. Хочу увидеть мальчика, который больше никогда не будет чувствовать себя одиноким. Теперь, даже если меня не будет рядом, ты никогда не почувствуешь ту пустоту, которая гнала тебя ко всем подряд. Даже к незнакомому мужику на озере.
— Но я рад, что она привела меня к тебе, — ластился Серёга, подставляясь под нежную руку. — Из десяти одно попадание, и я победил, — хвастался мальчишка.
— Ты упорный.
— Ты дождёшься меня?
— Если я это сделаю, тебе придётся на мне жениться, — Паша всё время пытался увести серьёзный разговор о будущем в шутку.
— Замётано! Подожди, — Серёга соскочил с места и глазами стал жадно рыскать по земле в поисках рюкзака. Найдя его, он открыл клапан и, пошурудив внутри, вынул из потайного кармашка две шоколадные конфеты. Они совсем растаяли и размякли.
— Вот чёрт! Придётся слизывать, — Серёга шустро раскрыл фантик и до чистоты слизал растопленный шоколад с маленького кусочка фольги. Вернувшись на место к Паше, он взял его руку и отмерил диаметр безымянного пальца мужчины. Паша слова не мог вставить. Серёжка так шустро и заманчиво порхал перед глазами, что мужчине оставалось лишь с огромным любопытством наблюдать за его действиями.
Юноша свернул фольгу в тонкую, сверкающую на солнце полоску и, засунув один край в другой, примерил её на Пашин палец, по ходу подгоняя под размер.
— Готово!
— И что это значит?
— Что я уже сдержал своё обещание! Женись на мне.
— Я же фигурально выразился, — Паша рассмеялся над совсем недетской забавой. Ну не мог восемнадцатилетний пацан быть настолько наивен. Господи, хоть бы мог!
— Со мной не надо фигурально. Я всё воспринимаю буквально. Ты сказал, я сделал. Отказы не принимаются. Ты такую речь толкнул… Мне ещё долго всё это переваривать. Одно я понял точно – ты меня любишь и будешь ждать. Всё, остальное мне, прости, неинтересно. Почему, да как? Это слишком сложно для меня. Буду считать, что пять лет – это плата за нашу любовь. Бывает же выкуп за невесту. Денег у меня нет, буду временем выкупать. Что? Что я опять не то сделал? – испугался юноша, очутившись в оглушающей тишине. Под непривычно открытым, слишком откровенным взглядом Паши Серёжка рассыпался сахаром. — Не смотри на меня так, — засмущался мальчишка.
— Как «так»? – мужчина плавно крутил на пальце первое в своей жизни обручальное кольцо, обжигая кончики пальцев огнём сакрального смысла, с которым Серёга преподнёс любимому эту маленькую безделушку.
Паша засветился от счастья, но радость его была спокойная и умиротворённая. Если бы Серёжка был поопытнее, то заметил бы, как много всего не помещалось в Паше, прорываясь на свободу из-под контроля рассудительного взрослого, как не утихали сплетницы: радость, ликование и восторг, перебивая друг друга, стараясь быть замеченными, поднимая в душе мужчины волну какой-то неземной эйфории. Однако мужчина лишь пристально смотрел на Серёжку, застыв от шока, мягко, плотоядно улыбаясь.
— Не в обиду моей мамке… — преодолевая робость, откровенничал мальчишка. — Почему ты такой ласковый? Я таю, как масло на сковородке, когда ты вот так вот смотришь на меня.
— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что делаешь? – опасно спросил Паша, поглядывая на кольцо. Серёжка вмиг съёжился и стал маленьким.
— Конечно. Разве тебе неприятно?
— Мне очень приятно. Настолько приятно, что теперь я не знаю, как добраться обратно до дома.
— Ты возбудился? – как шаловливый зверёк, Серёга заёрзал на месте, рассматривая Пашу со всех сторон, собирая его немые эмоции, чувствуя вкус очередной победы. – Тебя возбуждают такие мелочи?
«Мелочи» — мысленно иронизировал мужчина, не уставая удивляться. «Что же тогда для тебя не мелочь?» — Паша вопросительно посмотрел на Серёжку. «Пять лет. Неужели это твоя величина?». Вслух он так ничего и не сказал, молча изумляясь над предприимчивым женихом, с каждой секундой влюбляясь в него ещё крепче.
— Серёга, пора домой, — скомандовал Паша и чуть ли не подпрыгнул с места, разрывая возбудительные Серёжкины чары между ними.
— Мы ещё не поели!
— Дома поедим.
— Я хочу остаться, — Серёжка настырно преграждал мужчине путь.
Паша понял, что с Серёгой можно разговаривать только через ненавязчивую ласку. Любое сопротивление поднимает в ребёнке кураж. Мужчина нежно положил ладони на непримиримое лицо, усмиряя командный гонор.
— Я думал, ты хотел заняться любовью, — Паша, чуть касаясь губ, поцеловал Серёжку. Запах шоколада соблазнял, заманив кончик языка во влажный сладкий рот любимого. То малиновое варенье, то шоколад… Серёжка был невыносимо аппетитным.
— Мне ж ещё нет восемнадцати, — ёрничал парень, для вида стойко удерживая оборону.
— На самом деле, меня это дико возбуждает, — впервые сознался Паша и тут же пожалел о сказанном, как пьяный, сгорая от стыда в свете разоблачившихся пороков.
— Ты — обманщик.
— А ты душнила. Дай мне совершить сегодня ещё одну глупость.
— Ещё успеешь. Я хочу кое что с тобой сделать… Но мне стыдно говорить, — смело сознавался человек крайностей.
— Говори, — на радостях воскликнул Паша, снова забывая, с каким опасным аферистом имеет дело.
— А ты разрешишь?
— Для тебя что угодно!
— Я хочу сделать тебе минет. Прямо сейчас.
И Паша снова обалдел, залившись краской. Уверенность взрослого любовника сдуло, сорвало дерзастью парня, но обещала вернуться.
— По-почему здесь? – от волнения мужчина начал заикаться.
— Тут никого нет и свежий воздух, — глупо оправдывался Серёга, но не солгал ни в одном слове. – Меня возбуждает, когда ты голый, а вокруг природа. Наверное, это потому, что я в первый раз тебя увидел тогда у речки, и так запало.
Не было ничего удивительного в том, что говорил молодой любовник. Наоборот, его желания естественны и понятны, но от скорости, с которой двигался Серёга в частных сексуальных уроках, у Паши дух захватывало, и мужчина каждый раз оказывался в нокауте, не ожидая крутого поворота.
— Хочешь, я первый начну? – предложил Паша.
— Нет. Я сам.
Отказать Серёге было бы жестоко, но так резко начинать любовную прелюдию Паша тоже не мог. Он ещё пребывал в шоке. Предложение молодого обольстителя было, как оргазм, от которого взрослому нужно отдышаться.
— Садись, — скомандовал Серёга и, напирая на Пашу, усадил того под деревом. – Тебе лучше лечь или сидя? – как на приёме у врача говорил Серёга, отчаянно скрывая возбуждение и страх.
— Смотря, что ты хочешь получить, — запинался мужчина.
— В смысле?
— Ты зачем мне минет хочешь делать?
— Ну как…? — Серёжка задумался, не подозревая, что нужно было заранее задавать себе этот вопрос. И вправду, зачем? – Просто, мне так хочется.
Паша прикусил губу, подыскивая нужные адекватные слова, такие, чтобы даже Серёга его понял.
— Если бы я делал тебе минет, — объяснял Паша, — мне бы хотелось, чтобы ты на меня смотрел. Но бывает и по-другому, когда тот, кто делает, хочет видеть лицо того, кому он доставляет удовольствие. Ты чего ожидаешь от этого? – Паша мысленно уходил от стыда под землю. Он весь горел и полыхал. А ещё он кричал, визжал и по-прежнему кусал губы, стараясь не показывать паники.
— Интересно, — Серёга задумался, явно в эту самую минуту в красках представляя свои фантазии, перебирая, на какую именно отзовётся его скорострельный пистолет. Боже, он улыбнулся, и по хитрому прищуру Паша понял, что парень ухватил суть. – Хочу смотреть на тебя. Да.
— Если тебе станет противно…
— Не станет! – раздражительно перебил его парень. – Я уже много раз думал и мне понравилось. Если честно, больше, чем если бы ты мне делал.
Паша взгрустнул. По всем приметам Серёга — стопроцентный актив. Стоп. О чём думает мужчина, ещё недавно желавший, чтобы его любовь не переходил черту глубоких погружений в себя?
Серёга поторапливал Пашу. Снял с него футболку и кинул на траву, как подстилку. Уложил мужчину, протестуя на каждом шагу, когда тот вмешивался в его самостоятельное действие. Похоже, Серёжка от начала до конца желал единолично пройти какой-то экзамен, понятный только ему одному.
— Тебе страшно? – спросил юноша, мужественно возложив на себя ответственность за всё происходящее.
— За тебя.
— За меня не надо волноваться! Расслабься, — Серёга вдавил голову Паши в землю. – И не подглядывай, — строго предупредил неутомимый любовник.
Паша чуть не засмеялся, но сдержался и покорно прикрыл глаза. Серёжка старательно пытался делать всё аккуратно и медленно, но беспокойный нрав мальчишки путал неторопливые ласки, обрывая их на полпути в нетерпении немедленно получить желаемое. Серёга быстро стянул с Паши брюки, трусы и отбросил вещи в сторону. Мужское достоинство прямо перед его глазами восстало, и какое-то время парнишка просто смотрел на него, словно знакомясь заново. Они уже виделись не раз, но вот так близко, во всей красе, впервые. Паша, как и обещал, не открывал глаз. Он даже перестал смущаться, почувствовав серьёзный настрой Серёги немедленно повзрослеть. Тот хватко обнял пятернёй ствол. Ничего нового его не ждёт, успокаивал себя малец. Он точно так же трогает себя. Однако ласкать чужой орган со стороны оказалось несподручно. По глубокому и частому дыханию Паши Серёжка стал определять направление и скорость движения. Суетливый, смятенный юноша прерывался, сомневаясь в себе, разочаровываясь уже в процессе. Толкания Паши бёдрами навстречу возвращали былую веру в себя, и неувядающий парень с азартом продолжал смелее двигать рукой. Ему не терпелось накрыть губами гладкую, блестящую головку и попробовать новый вкус страсти. Запахи усилились, и Серёга на расстоянии почувствовал, как вперемешку с протоптанной травой послышался запах любимого. Как же хотелось наклониться и упасть носом в пах, в мягкую подушку вьющихся у основания твёрдой плоти волос. Страх сделать что-то неправильное, ошибиться, угнетал Серёжку. Что можно делать, а чего не стоит? Наверное, надо было сначала заранее проговорить обо всём с Пашей, но неспокойный ветер юношеского максимализма гнал его в открытое море, и мальчишка только сейчас осознал, что, кроме желания, он не взял с собой ничего из припасов, дабы продлить это увлекательное путешествие подольше.
— Делай, что хочешь, — чувствуя сомнения и несвойственную Серёге скромность, Паша, словно ладонью, тихонько подтолкнул его в спину вперёд, и Серёга, зажмурив глаза, больше от страха быть отвергнутым за неумение, наклонился и чмокнул дразнящую головку. Затаив дыхание, он понял, что ничего страшного не произошло, и кинул быстрый взгляд на лицо Паши. Тот, нарушая уговор, лежал с открытыми глазами и улыбался. Серёга был рад, что даже в эту минуту мужчина сопровождает его, подбадривая ласковой мягкой улыбкой.
— Можно целиком? – разошёлся от радости мальчишка.
— Не спрашивай, просто делай, как чувствуешь.
И Серега, осторожно, словно прощупывая кончиками пальцев воду, ощущая её приятную безопасность, прыгнул с лодки, ныряя с головой в прохладное солёное море.
Чем громче стонал мужчина, тем усерднее старался Серёга. Испытывать власть над другим человеком, заманивать его наслаждениями в сексуальный плен. Оказалось, что это удовольствие возбуждает Серёгу куда сильнее, чем если бы они поменялись с Пашей местами. Тогда, в палатке, он лишь прикоснулся к этим переживаниям, сумбурно перемешавшимися с другими чувствами. Но сейчас парнишка чётко осознавал свою значимость, завоёвывая новую территорию на теле любовника и в его душе. Серёга не заметил, как рука его скользнула между ног и крепко ухватилась за свой член. Выяснилось, лизать и сосать — проще простого, и нет чёткой инструкции, как это необходимо делать правильно. В промежутках, когда возбуждение особо сильно подкатывало к обоим, Серёга останавливался, переводил дыхание и просто любовался важной частью Паши, как отдельным от того живым организмом. Ещё недолго и он начнёт с ним разговаривать. Налюбовавшись впрок, Серёга возвращался к интересному занятию и готов был играться так хоть до самого вечера. Однако промежутки становились короче, а возбуждение неконтролируемым. И когда Паша схватил любовника за загривок и не дал тому больше отступать, Серёга понял, что на этом игры закончились.
Он чувствовал, как пульсирует во рту, казалось, вмиг раздувшийся до невероятных размеров член Паши. Как он дёргается в агонии, и даже сам Паша перестал быть обходительным и нежным, прорываясь мальчишке в рот всё глубже. Мужчина пытался что-то сказать, наверняка предупредить, оттолкнуть Серёжку в момент оргазма, но так невыносимо сладка была близость с любимым, что, забывая обо всех запретах, он осмелился выстрелить парню в рот. Что в этот момент творилось с самим Серёгой, не понял даже он сам. Горячая струя наполнила его рот новым, неизвестным вкусом, а в голову ударило током, делая его не самим собой. Жадно всасывая всё до последней капли, Серёжка замычал, как раненый зверь, изливаясь себе в руку.
Сорванная, смятая под рукой трава. Лунка в земле под пяткой. Красная отметина на шее Серёжки, когда тот кинулся целовать любимого, и сам был захвачен в любовные сети и исцелован до умопомрачения. Награды одна за другой сыпались на молодого, довольного собой любовника, а вокруг были доказательства его победы. Паша точно его! На всю жизнь!
— Завтра в город поедем, — упав на траву рядом, лицом к солнцу, удовлетворённо выдохнул Серёжка.
— Зачем? – Паша восстанавливал сбившееся дыхание, ещё только-только заступая за грань осознания того, что только что устроил ему молодой горячий любовник. Мужчина не верил! Ему всё снится.
— Кольца купить. Настоящие.
Паша застонал и уткнулся Серёге лицом в подмышку.
— Просто помолчи. Пощади меня.