Глава 14.
Страх. Именно эту эмоцию Паша увидел в глазах Серёги. Вмиг его опасения подтвердились – уже сейчас парнишка боится быть разоблачённым в тайной, постыдной связи со взрослым мужчиной. Рано или поздно Паша неминуемо встречался с таким выражением лица, при этом было неважно, сколько дней, месяцев, лет они с партнёром были вместе. Все до единого, они оставляли шрамы воспоминаний – ужас в глазах, охваченных паникой.
– Что мне делать? – шёпотом истерил Серёга.
Паша быстро схватил одежду и кинул на кровать. Стук усилился.
– Одевайся, быстро! – мужчина второпях натянул на голое тело джинсы, занырнул в футболку и включил телевизор. – Сиди и не высовывайся. Найди какой–нибудь фильм.
Серёга, как солдат, чётко выполнял инструкции и даже помог Паше завернуть постельное в простынь и запихнуть огромный ком в шкаф. К счастью Паши, он ещё не успел захламить вещами новую мебель. По гулкому стуку в деревянную дверь стало ясно, что в ход пошла нога. Настырный гость точно знал, что хозяин дома.
– Как я выгляжу? – пальцами председатель зачесал волосы назад и растёр лицо, избавляясь от разморенного после секса вида.
Серёга лихорадочно просканировал мужчину на наличие отметин и следов преступления.
– Красиво, – засмеялся он, поддаваясь истерике.
– Не выходи, – мужчина указал пальцем в сторону кресла и помчался к входной двери, по пути сочиняя правдоподобную байку, почему он задержался. На ум ничего больше не пришло, как схватить первое, что попалось на глаза – молоток, и стоя с ним в руках, спасти несчастную дверь от грубого вандализма.
Паша готов был увидеть на пороге дома кого угодно, даже служащего из органов опеки. Однако с кем он не ожидал столкнуться, так это с молодой девушкой, настроенной крайне недоброжелательно.
– Почему так долго? – она бесцеремонно ворвалась в дом, жадно выискивая глазами цель своего прихода, уверенная в том, что эта цель точно здесь. – Где он?
Паша был застигнут врасплох столь неожиданным вопросом. Что за дети здесь живут? Мужчине вдруг на секунду показалось, что он увидел Серёжку в юбке. Стоило вспомнить о Сергее, как это чудо тут же появилось перед глазами.
– Ты чё здесь делаешь? – разозлился тот на подругу за её хулиганские выходки.
– Мне нужно с тобой поговорить. Баб Маша сказала, что ты у него, – говорила она о Паше в третьем лице в его присутствии.
– Дверь зачем выламывать?
– Я тут уже час стою, никто не открывает. Пришлось долбиться. Ногу об вашу дверь смозолила. Вы чем тут вообще занимаетесь?
Паша неловко спрятал молоток за спину. Он так и не смог найти убедительного оправдания применению инструмента.
– Не твоего ума дело, – возмутился Серёга.
– Пойдём, – девушка взяла друга под руку и потащила за собой.
– Никуда я не пойду. Отстань.
– Есть разговор.
– Говори. Уже пришла, – притормозил её парень.
– Личный.
Паше стало ещё больше не по себе. Он, очевидно, был здесь третьим лишним. Серёжка мигом считал беспокойство на его лице и решил внести ясность в происходящее.
– Это Милка, знакомься, – он виновато махнул рукой в сторону подруги.
– Я уже понял. Паша. Э–э, Павел Александрович, – быстро поправился мужчина.
– Все знают, как вас зовут, Паша, – она сделала наимилейшее лицо и улыбнулась. По всей видимости, при виде мужчин девушка преображалась неосознанно, по привычке.
«Девочка», – подумал Паша и для приличия любезно улыбнулся ей в ответ.
Серёге не понравился ничего не значащий, безобидный флирт.
– Она тебе только что чуть дверь не вынесла, чё ты ей лыбишься?! – приревновал любовник, зная тягу этой вертихвостки к новому председателю.
– Подумаешь, всего пару раз стукнула пяткой, – красовалась девушка в присутствии новых зрителей.
– Ты зачем пришла? Отвлекаешь нас от дел.
– От каких? Вы вон киношки смотрите, – изучающим взглядом она прошмыгнула в зал. На экране шли «Смешарики». – Хм, странный у вас вкус.
– Тебя забыли спросить, – Серёга перегородил ей путь. – Если тебе нечего делать, то не надо делать это здесь.
– Пошли, разговор есть, – она потянула друга детства за собой, как бычка на привязи.
– Серёга, я, наверное, пойду, – неловко предложил Паша, словно был в этом доме гостем. – Лошадей покормлю.
– Куда? Стоять! Мы сами уйдём. Пошевеливайся, – Серёжка торопил подругу, не давая ей возможности попрощаться с мужчиной. – Стрекоза!
– Надоел. Хуже горькой редьки, – парировала она.
Серёга нарочито вытолкал Милку из дома, больше красуясь перед Пашей, потому что уже в следующий момент заботливо поправлял на ней одежду, отряхивая тот самый белый сарафан от мелких стебельков сухой травы.
– Ты где лазила?
– На покосе.
– В платье?!
– Это запрещено?
Паша проводил парочку взглядом и, подперев кулаком щёку, задумался. Из телевизора вопила песенка Нюши:
« Хоть режь меня на части,
Во мне бушуют страсти.
И я вам откровенно говорю —
(О, говори..)
Когда внутри пылает,
То всякое бывает.
Эй, там, поберегитесь, я горю!
(О, боже мой..) »
Опомнившись, Паша случайно вслушался в текст и, осознав, что его окружают дети, мультики, розовые мечты, со стоном ударил головой о стол. За что ему всё это?
Серёга нервничал. Он не мог стоять без дела, поэтому сам пошёл в конюшню кормить Зевса и Роксану. Обязательно с бранью, иначе Милка что–нибудь да заподозрит. По привычке, от страха мальчишка нелепо притворялся взрослым, а взрослые всегда ругаются по поводу и без. Похоже, только эта черта делает всех взрослыми. Вот и Серёга не щадил Милку, изливая на неё весь свой зрелый жизненный опыт и насыщенный лексикон, доставшийся ему в наследство от деда.
– Ну, говори, что случилось? – он насыпал корм в два тазика, пока Милка норовила помочь, придерживая мешок с зерном.
– Коля вернулся.
– Кто?
– Помнишь, мне один старшеклассник нравился?
– Не помню.
– Ну, я тебе рассказывала про него.
– Говорю же, не помню. И что дальше?
– Он – мой парень.
Серёга случайно просыпал мимо.
– Блин. Кто?
– Коля. Ты чем слушаешь?
– Ну?
– Что ну? Он вернулся!
– Мне какое дело? Вернулся и вернулся, – Серёга отнёс сначала один таз с кормом, потом второй. Пока Милка хвостиком за ним бегала, парень выдумывал всё новые дела: принялся прибираться в деннике, чтобы подруга не видела его лица. Стоило Милке заглянуть в него, как Серёжка был уверен – она всё прочтёт по его глазам, и про неё и про Пашу.
– Он – мой парень. Ты вообще соображаешь хоть когда–нибудь? – выругалась она, но сразу затихла, чтобы не напугать лошадей.
– Какой по счёту? – Серёга не сдержался и посмотрел прямо в её лицо, но столкнувшись в глазах девушки с испугом, больше похожим на беззащитный, детский, немедленно сдался и от стыда сам увел взгляд. – Я тут причём?
– Серёга, он старше тебя. Он из армии вернулся.
– Поздравляю.
– Ты до сих пор обижаешься? Тоже мне друг.
– Я тебе не друг. Я тебя голой видел.
– Ага, и жениться хотел.
– Хотел. Представляешь? Хотел. Дурак блин.
– Мы же друзья. Какая свадьба, дурачок?
– Сама сказала, я – дурак. Вот напридумывал себе всякого.
– Это пройдёт. Я так про каждого старшеклассника думала, фату примеряла и от каждого разных детей рожала. Это период такой, – по–взрослому разъясняла она, красиво стоя при входе в денник, загораживая собой свет. «Как с обложки» – подумал Серёга.
– Какой такой период?
– Влюбчивый. Мы с тобой одного возраста, поэтому, считай, я взрослее тебя. Так во всех психологических статьях пишут, что девчонки быстрее парней развиваются. Ты ещё догонишь, поймёшь. Я и за тебя замуж выходила. В пятом классе. От тебя дочку хотела. Как я там хотела её назвать..?
– Какую, дочку? Почему дочку? – Серёжка ошарашено вылупился на Милку.
– А потом прошло, классу к восьмому.
– В пятом классе? – не поспевал он за фантазиями подруги. – Да я вообще о таком не думал тогда, – мальчишка окончательно ошалел от неожиданных откровений.
– Я же говорю, ты – тормоз. Между прочим, ты был первой моей любовью.
– В пятом классе?
– Ну да, в пятом классе. А потом мне понравился Денис. Этот, с модной стрижкой под горшок. Только из–за причёски его полюбила. Потом Костик – поломанные кости. Драчун ещё тот, вечно в синяках ходил. Дерзкий такой. Ещё был этот…
– Не надо. Мне неинтересно. Девчонки все такие?
– Какие? Влюбчивые? Не знаю, наверное. А что в этом плохого?
– Ничего. Ничего святого в тебе нет.
– Ты опять за своё? Как дед умер, так будто в тебя вселился. Нотации читаешь похлеще моей мамки. Как пенсионер.
– Видимо есть за что.
– Ага, она сама такая же была. И ты тоже. В институт пойдёшь, как начнёшь за каждой юбкой бегать. Потом и поговорим.
– Не начну. Я – однолюб.
– Неужели меня будешь любить всю жизнь?
– Ещё чего. Другая у меня есть.
– А говоришь однолюб. Врёте вы всё, пацаны, хуже девчонок. Выходит, уже в двоих влюблён.
– Ты меня тут не баламуть. Не надо обращать меня в свою религию.
– Серёжка, я тебя люблю. Честно – честно.
– Ага, а ещё Дениса, Костю, и какого–то Колю.
– Их было больше, – усмехнулась она. – Да когда это было? Я про них уже и забыла, а тебя до сих пор каждое лето жду.
– Никого ты не любишь, кроме себя, – не скрывая досады и разочарования, Серёга вышел из денника. Милка побежала следом.
– Неправда это! Я Кольку люблю, – заплакала она. – Ты мне хоть поверь. Если и ты мне не поверишь… – она в голос зарыдала, и Серёжка испугался.
– Да что случилось–то? – тряхнул он Милу за плечи.
– Он из армии пришёл,– с длинными паузами говорила девчонка, задыхаясь от слёз. – Я ждать обещала.
– И не дождалась. Понятно.
– Дождалась! Дождалась! – ещё громче взвыла она. – Мне никто не верит. И он не верит.
– Кто тебе поверит, когда ты по амбарам шляешься с кем попало?
– Ничего не было. Только с тобой.
– Со мной ничего не было! – отразил Серёга.
– Так и я ему о том же. Мне не верят. Он всех пацанов собрал, они и подтвердили, что я ни с кем. Нас видели. Все на тебя теперь думают. Люди злые. Мелят, что ни попадя.
– Так, отставить истерику, – он отвёл подругу от конюшни. От её завываний у Зевса с Роксаной несварение будет. – Объясни толком, что произошло?
– Мы с Колей до армии встречались. Уже давно. Я тебе не говорила, боялась, ты ходить ко мне перестанешь.
– Ты его любишь?
– Конечно, – она снова ударилась в слёзы.
– А со мной в амбар зачем пошла?
– Жалко тебя стало. Ты ж не чужой мне.
– Ты чё несёшь? Ты хотела переспать со мной из жалости? – взъелся парень и крепче сжал её локти.
– Да нет же! Или да. Не знаю. Ты мне нравишься.
– У меня голова кругом идёт. Что у тебя в башке творится?
– Не ругайся. Я подумала, это твоё последнее лето здесь, и мы больше не увидимся. Не хотела тебя так отпускать. Хотела стать твоей первой девчонкой. Знаешь, по–дружески?
– По дружески? – Серёга со психу пнул стоящее рядом ведро. Оно с шумом покатилось под колёса Пашиной машины.
– Я уже не девственница. Я за Колю замуж хочу. А тебя совсем не стесняюсь. Мы с тобой с детства то голышом бегали, то письки друг у друга рассматривали. Не знаю… Ты, как я. Свой. Долго храбрости набиралась, а ты меня не захотел. Ты ко всему так серьёзно относишься.
– А как к этому ещё относиться?! Спать с кем попало?
– С тобой можно!
– Это ты Коле своему будешь объяснять.
– Ничего же не было, – снова завыла она.
– Было. Ты другому отдаться хотела, – холодным презрением друг безжалостно вынес ей приговор.
– Ну не отдалась же.
– Неважно. Это – предательство.
– В чем? В чём моё предательство? Что я хотела, как лучше? Что тебя люблю, как брата?
– Вот и любила бы и дальше, как брата.
– Так нечестно. Ты жестокий. Жестокий!
Не в силах перенести суровое осуждение друга, Милка сорвалась с места и побежала по тропинке вверх, обратно в посёлок, домой. Сердце Серёги сдавило в тиски. Недолго думая, он рванул вслед за ней.
– Постой.
– Не тронь.
– Ну, прости. Прости меня, слышишь?
– Не хочу тебя видеть, – отбивалась она, рыдая. – Не приезжай больше сюда. Никогда! И не попадайся Кольке на глаза. Сиди у Сахарка до конца лета и не высовывайся. Он обещался избить тебя. Я за этим и пришла, чтобы предупредить.
– Успокойся, кому говорю, – Серёга крепко прижал её к груди, а она всё не сдавалась, отбивалась, раненная его предательством.
– Ты – предатель. Ты, как и все на меня смотришь. Как на шалаву. Они пусть, мне до них дела нет. Но ты… Как ты… Мы же… Всегда были… – плакала она, захлёбываясь слезами.
– Прости. Не плачь. Пожалуйста, не плачь.
– Я здесь совсем одна. Никого нет. Думала, закончу школу, уеду, ещё тогда, после девятого класса. Не вышло, мамка заболела. Я одна у неё, папка уже алкаш. От него только проблемы. Как и она, сгнию здесь. Каждое лето тебя ждала. Ты – городской, с тобой интересно. Знаешь, как мне приятно было, что из города мне кто–то письма присылает? Мне! На почте все сидят, завидуют, клухи. Вот и слухи начали распускать. Только ты мог до такого додуматься, письма писать, когда телефон есть. Ты точно ненормальный. Люблю тебя за это, – призналась она.
– В сообщениях всего не расскажешь. Стыдно.
– Я по письмам поняла, как ты меня любишь. И испугалась. Ведь я люблю другого. А тебя обидеть боюсь.
– Лучше бы сразу правду сказала.
– Боялась, что мне больше никто не напишет. У меня все письма в красивой шкатулке хранятся, на чердаке. Туда никто, кроме меня, не ходит. Там, как будто мой храм. Я их всю жизнь беречь буду.
– Поэтому ты тогда…? Со мной. За письма?
– Что ты несёшь?! Ерунду какую, – она ударила его в грудь маленьким кулачком, но сильно. – Ты… Ну как тебе объяснить, что ты…?
– А этот? Как его там? Коля? Тебе что, совсем не писал?
– Писал. Но не так, как ты. Ты стихи мне писал, карточки с фотографиями города вкладывал. Рассказывал, как я приеду к тебе в гости, и мы будем гулять по этим местам. А я же понимаю, что никогда не приеду к тебе. Хоть в мечтах с тобой погулять хотелось.
Юноша схватил растрёпанную девчушку с опухшими от слёз глазами за подбородок и вздёрнул его вверх, так, чтобы она не отвела взгляда.
– Почему не меня выбрала? – голос Серёги стал опасным. Таким, что Милка испугалась, перестала дышать и только сейчас заметила, что в округе кромешная тьма и ни души посреди длинной тропинки, разделяющей два берега между центром деревни и домом нового председателя.